Шеннон Макгвайр - В каждом сердце – дверь

– Нет.

– Жаль, – сказал Суми, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Нэнси разделась в одиночестве – сбросила одежду на пол и встала обнаженной перед единственным в комнате зеркалом в серебряной оправе. Резкий электрический свет раздражал кожу. Она щелкнула выключателем и улыбнулась, увидев, что ее отражение превратилось в чистейший мрамор – твердый, неприступный камень. Так она простояла, застыв на месте, почти час, пока не почувствовала наконец, что теперь сможет заснуть, и, все еще голая, нырнула под простыню.

Она проснулась от того, что в комнату хлынул солнечный свет, и она услышала чей-то крик.

В Чертогах мертвых крики были не в диковинку. Расшифровывать их смысл – это было целое искусство: крики наслаждения, крики боли, крики нестерпимой скуки перед лицом равнодушной вечности. Те, что слышались сейчас, были криками ужаса. Нэнси мигом скатилась с постели, схватила свою ночную рубашку, так и оставшуюся с вечера бесполезно лежать в ногах кровати, и натянула через голову. Не хотелось бежать навстречу потенциальной опасности совсем неодетой. Ей вообще не хотелось никуда бежать, но крики не смолкали, и по всему выходило, что бежать надо.

Постель Суми была пуста. Мысль о том, что, может быть, это Суми и кричит, мелькнула в голове на бегу, но тут же пропала. Это не Суми кричит. Это кричат из-за Суми.

В коридоре столпилось полдюжины девочек – плотная стена фланели и шелка. Нэнси растолкала их, протиснулась вперед и замерла на месте. Это была неподвижность настолько абсолютная, настолько глубокая, что при других обстоятельствах она гордилась бы собой. Но сейчас это была не столько истинная неподвижность, сколько что-то вроде того, что заставляет кролика замирать перед удавом.

Да, причиной крика была Суми, в этом сомневаться не приходилось. Она сидела, скорчившись у стены в неловкой позе с закрытыми глазами. Она не дышала, и рук – ее умных, не знающих ни минуты покоя рук – у нее больше не было: они были отрезаны по запястья. Никогда больше она не свяжет новый узел и не сплетет из нитки кошачью колыбельку. Кто-то украл это у нее. Кто-то украл все, что у нее было.

– О-о-о… – прошептала Нэнси, и звук был словно камень, упавший в стоячий пруд: маленький, но круги от него расходятся во все стороны. Одна из девочек развернулась и побежала, крича: «Мисс Элеанор!» Другая начала всхлипывать, сползая по стене, и наконец тоже осела на пол, так, что стала похожа на какую-то жестокую пародию на Суми. Нэнси даже хотела сказать ей, чтобы она поднялась, но смолчала. Что она знала о горе, охватывающем человека перед лицом смерти? Все мертвые, которых она когда-либо встречала, были вполне приятными людьми, и то, что у них не было материальных тел, не создавало особенных неудобств. Может быть, Суми найдет дорогу в Подземное царство и расскажет Повелителю мертвых, как Нэнси старается обрести уверенность и вернуться. Он был бы рад услышать, что она старается, в этом Нэнси не сомневалась.

И только тут Нэнси вдруг поняла: это ведь, должно быть, выглядит подозрительно. Стоило ей явиться сюда из Подземного царства, и вот умирает ее соседка. Могут подумать, что она предпочитает мертвых живым, или что слова Элеанор о том, что они убьют друг друга, были предостережением. Но она не убивала Суми и потому решила об этом не думать. И без того было о чем поволноваться – Элеанор уже бежала по коридору. Рядом, по одну руку – та девушка, что позвала ее, по другую – Ланди. Ланди была в какой-то старушечьей фланелевой ночной рубашке, в волосах бигуди. Это, наверное, было смешно. Но выглядело почему-то грустно.

Девушки расступились, чтобы дать дорогу Элеанор. Она остановилась в нескольких шагах от Суми и зажала рот рукой. Ее глаза наполнились слезами.

– Бедная ты моя девочка, – прошептала она, опустилась на колени и потрогала пальцами шею Суми. Это была чистая формальность: ясно было, что она давно мертва. – Кто же это тебя так? У кого рука поднялась?

Нэнси как-то не удивилась, когда сразу несколько девушек повернулись к ней. Она была новенькой; она помнила прикосновения мертвецов. Она не стала заявлять о своей невиновности. Просто подняла ладони и показала бледную, чистую, без единого пятнышка кожу. Ей никак не удалось бы так чисто отмыть кровь в общем туалете, где ее не могли не увидеть. Даже посреди ночи это не осталось бы незамеченным: пока выскребешь кровь из-под ногтей, тебя десять раз поймают.

– Оставьте бедную Нэнси в покое, это не она, – сказала Элеанор. Вытерла глаза и протянула руку Ланди. Та помогла ей подняться. – Ни одна из дочерей Подземного царства не убьет человека, который еще не заслужил своего места в этих священных чертогах, правда, Нэнси? Может, когда-нибудь она и станет убийцей, но через два дня знакомства – это слишком. – Тон у нее был печальный и в то же время безупречно-деловитый. Как будто мысль о том, что Нэнси когда-нибудь начнет косить своих подруг, как траву, не вызывала у нее особой тревоги.