Кэтрин Арден - Медведь и Соловей [litres]

Ему показалось, что тени чуть шевельнулись. Однако услышал он только тишину.

– Он так и сделает, – сказала Вася.

– Скорее всего, – согласился Морозко. Он смеялся. – Я еще никогда так не делал по чьей-то просьбе.

– И, видимо, ты постоянно пугаешь людей по собственному желанию, – откликнулась Вася.

– Я? – изумился Морозко. – Я же просто сказка, Вася!

И теперь уже смеяться пришлось Васе, но почти сразу же у нее перехватило горло от нахлынувшего волнения.

– Спасибо тебе, – сказала она.

Морозко наклонил голову, а в следующее мгновение ночь словно поймала его в свои силки и поглотила, так что на том месте, где он был, осталась только тьма.

Все домочадцы ушли спать, и только Ирина с Алешей сидели на кухне. Вася скользнула в дверь, словно тень. Ирина плакала, Алеша ее обнимал. Вася молча опустилась на лавку у печи и обняла их обоих.

Какое-то время они молчали.

– Я не могу здесь оставаться, – проговорила Вася очень тихо.

Алеша посмотрел на нее, плохо соображая от горя и усталости.

– Ты все еще думаешь про монастырь? – спросил он. – Ну, так можешь забыть. Анна Ивановна умерла, и отец тоже. У меня будут собственные земли, мое наследство. Я о тебе позабочусь.

– Тебе надо показать себя господином и хозяином, – возразила Вася. – К тебе станут хуже относиться, зная, что у тебя живет твоя сумасшедшая сестра. Ты ведь знаешь, что многие станут во всем этом винить меня. Я же ведьма. Разве священник не сказал так?

– Забудь об этом, – проворчал Алеша. – Тебе некуда идти.

– Ты так думаешь? – сказала Вася. Ее глаза сверкнули, морщины горести немного разгладились. – Соловей умчит меня на край земли, если я его попрошу. Я ухожу в мир, Алеша. Я не буду ничьей невестой – ни человеческой, ни Божьей. Я поеду в Киев, в Сарай, в Царьград, увижу, как море блестит на солнце.

Алеша воззрился на сестру:

– Ты, и правда, сумасшедшая, Вася.

Она рассмеялась, но глаза ее затуманились от слез.

– Совершенно сумасшедшая, – согласилась она. – Но мне нужна свобода, Алеша. Ты мне не веришь? Я привезла мачехе подснежники, хотя должна была погибнуть в том лесу. Батюшки больше нет, меня никто не удержит. Скажи мне честно: что меня ждет, кроме стен и клеток? Я буду свободна, и готова заплатить любую цену.

Ирина вцепилась в сестру.

– Не уезжай, Вася, не надо! Я буду хорошей, обещаю.

– Посмотри на меня, Ирина, – ласково сказала она. – Ты и так хорошая. Ты самая лучшая на свете девочка. Гораздо лучше меня. Но, сестренка, ты-то не считаешь меня ведьмой. А другие считают.

– Это правда, – вынужден был признать Алеша.

Он тоже видел мрачные взгляды крестьян, слышал их перешептывание на похоронах.

– Ненормальное ты создание, – сказал брат, но скорее печально, чем гневно. – Неужели ты не можешь успокоиться? Со временем все это забудется, а то, что ты называешь клетками – удел женщины.

– Но не мой! – заявила Вася. – Я люблю тебя, Лешка. Я вас обоих люблю. Но я так не могу.

Ирина снова расплакалась, прижимаясь к Васе.

– Не плачь, Иринка, – сказал ей Алеша, пристально глядя на Васю. – Она вернется. Правда, ведь, Вася?

Она быстро кивнула:

– Когда-нибудь. Даю слово.

– Ты не будешь замерзать и голодать в дороге, Вася?

Вася вспомнила домик в лесу и ожидающие ее там груды сокровищ. Теперь это не приданое, а драгоценности для обмена, шуба, чтобы не мерзнуть, сапоги… все, что нужно в пути.

– Нет, – ответила она, – вряд ли.

Алеша неохотно кивнул. На лице сестры он прочел непоколебимую решимость.

– Не забывай нас, Вася. Держи.

Он снял с шеи кожаный шнурок с деревянной подвеской и вручил ей. Это оказалась вырезанная из дерева птичка с распахнутыми потертыми крыльями.

– Батюшка сделал ее для матушки, – объяснил Алеша. – Носи ее сестренка, и помни.

Вася поцеловала их обоих и крепко сжала деревянную вещицу.

– Даю слово, – еще раз повторила она.

– Езжай, – приказал Алеша, – пока я не привязал тебя к лавке и не оставил силком.

Однако глаза у него тоже были влажными.

Вася выскользнула за дверь. Когда она ступила за порог, до нее снова донесся голос брата:

– Ступай с Богом, сестренка.

И даже захлопнувшаяся за спиной дверь не смогла заглушить Иринин плач.

Соловей ждал ее за оградой.

– Поехали, – сказала ему Вася. – Ты ведь отвезешь меня на край земли, если наша дорога ляжет именно так?

Она плакала, но конь губами собрал слезы с ее щек. Его ноздри раздулись, ловя вечерний ветер.