Кэтрин Арден - Девушка в башне

Девушка мчалась на коне по лесу поздно ночью. У леса не было названия. Он был далеко от Москвы — далеко от всего — и среди снега шумели только замерзшие деревья.

Почти полночь — жуткое волшебное время — буря и лед грозились со смутного неба. Но девушка и конь неслись по лесу с упрямством.

Лед покрывал шерсть на челюсти коня, снег был на его боках. Но его глаза были добрыми под покрытым снегом лбом, его уши бодро подрагивали.

Их следы тянулись далеко в лес, их накрывал свежий снег.

Вдруг конь остановился и поднял голову. Среди деревьев перед ними была еловая роща. Перистые ветви елей переплетались, их стволы пригибались, как старики.

Снег падал быстрее, цеплялся за ресницы девушки и серый мех ее капюшона. Шумел только ветер.

— Не вижу, — сказала она коню.

Тот прижал ухо и стряхнул снег.

— Может, его нет дома, — с сомнением добавила девушка. Шепот, казалось, заполнял тьму под елями.

Но, словно ее слова были призывом, дверь появилась среди деревьев. Дверь, которую она не сразу заметила, открылась с треском ломающегося льда. Свет огня сделал девственный снег кровавым. И конь стоял в еловой роще. Крыша изгибалась над деревянными стенами, и в свете огня дом, казалось, дышал, притаившись в чаще.

В бреши появился силуэт мужчины. Конь поднял уши, девушка застыла.

— Заходи, Вася, — сказал мужчина. — Холодно.

Прошла середина зимы, в Москве дымка десяти тысяч костров поднималась к хмурому небу. На западе задержалось немного света, но на востоке собирались тучи цвета синяков, полные снега.

Две реки распарывали кожу леса, и Москва лежала на их пересечении, на вершине соснового холма. Ее белые стены окружали избы и церквушки; покрытые льдом башни замка отчаянно тянулись пальцами к небу. Свет дня угасал, огни загорались в окнах башен.

Женщина в величественном наряде стояла у одного из окон, смотрела, как свет огня смешивается с мглой бури. За ней две другие женщины сидели у печи и вышивали.

— Ольга в третий раз подошла к окну за час, — прошептала одна из них. Ее ладони с кольцами сверкали в тусклом свете, ее ослепительный кокошник отвлекал от нарывов на ее носу.

Фрейлины столпились неподалеку, кивали, как цветы. Слуги стояли у холодных стен, их волосы были подвязаны платками.

— Конечно, Даринка! — сказала вторая. — Она ждет брата, монаха — сумасброда. Как давно брат Александр уехал в Сарай? Мой муж ждет его с первого снега. Бедняжка Ольга все время у окна. Удачи ей. Брат Александр, наверное, умер в снегу, — говорила Евдокия Дмитриевна, великая княгиня Москвы. Ее халат был расшит камнями, розовые губы скрывали три почерневших зуба. Она заговорила пронзительно. — Ты убьешь себя, стоя на ветру, Оля. Брат Александр уже приехал бы, если бы был в пути.

— Как скажете, — холодно ответила Ольга от окна. — Я рада, что вы учите меня терпению. Может, моя дочь научится у вас, как ведет себя княгиня.

Евдокия сжала губы. У нее не было детей. У Ольги были двое, она ждала третьего к Пасхе.

— Что это было? — вдруг сказала Даринка. — Я слышала звук. Вы это слышали?

Снаружи поднималась буря.

— Это был ветер, — сказала Евдокия. — Всего лишь ветер. Как глупо, Даринка, — но она поежилась. — Ольга, попроси еще вина, тут сквозняк и холодно.

В комнате было тепло, из одного маленького окна не дуло, воздух грели печь и много тел, но…

— Хорошо, — сказала Ольга. Она кивнула служанке, и женщина пошла по лестнице в холодную ночь.

— Не люблю такие ночи, — сказала Даринка. Она куталась в халат и чесала нос. Ее взгляд метался от свечи к тени. — Она приходит в такие ночи.

— Она? — кисло спросила Евдокия. — Кто?

— Кто она? — повторила Даринка. — Вы не знаете? — Даринка взбодрилась. — Призрак.

Двое детей Ольги, спорящие у печи, перестали вопить. Евдокия шмыгнула. Ольга нахмурилась у окна.

— Нет призраков, — сказала Евдокия. Она взяла сливу в меде, откусила кусочек и изысканно жевала, а потом слизнула сладость с пальцев. Ее тон показывал, что этот замок не стоил призрака.