Лорен Кейт - Непрощенный [litres]

Голос парня наполнил ее уши, подпевая песне, которую Лилит каким-то образом знала в глубине души. Только это был не Айк.

Это был Кэм. В его глазах стояли слезы, пока он пел, а его взгляд был прикован к Лилит.

Почему казалось, словно они раньше уже пели эту песню вместе?

Этого не могло быть. Когда она закрыла глаза, ее посетило видение: они вдвоем сидят перед водой. Это был не слабый ручеек в долине Гремучей Змеи, но полноводная хрустальная река где-то очень далеко и очень давно.

Она только что написала песню для него. Ей хотелось, чтобы ему понравилось. Она видела в его глазах, что это так. Она чувствовала это в его поцелуе, когда он наклонился и коснулся ее губ своими. Между ними не было напряжения, неприязни и страха. В каком бы месте и времени они ни находились, она любила его всей душой. И они что-то репетировали – свадьбу.

Их свадьбу.

Когда-то, очень давно, Кэм и Лилит были помолвлены.

Лилит открыла глаза.

«Четыре всадника» заканчивали песню. Гитара смолкла, и Айк спел последнюю строчку а капелла.

Что ты отдашь мне?

Толпа взорвалась аплодисментами. Лилит стояла неподвижно.

Она дрожала. Свет вспыхнул перед глазами девушки, ослепляя ее.

Когда Лилит снова обрела зрение, ее платье выглядело по-другому: белее и без изменений, внесенных Аррианой. Лилит моргнула, замечая нечто похожее на темную пещеру на закате, небо горело полосами красного и оранжевого. Она все еще стояла лицом к Кэму, как и только что на сцене.

Лилит прижала руки к сердцу, не понимая, почему так больно. Она произнесла слова на языке, незнакомом ей, но каким-то образом она их поняла:

– Ночью, когда ты ушел, мне снилось, что я научила стаю соловьев любовной песне, чтобы они могли найти тебя и направить домой ко мне. Теперь я соловей, прошедший весь этот путь. Я все еще люблю тебя, Кэм. Вернись ко мне.

– Нет.

Его ответ был четок, словно порез острейшим ножом, и Лилит сложилась пополам от боли. Она ахнула и потерла глаза – и когда убрала руки…

Пещера исчезла, как и закат. Кэм исчез.

Лилит стояла в мрачной хижине, опираясь о стену. Она узнала заправленную кровать, деревянное ведро, полное прогорклой воды, и грязную посуду, уже несколько дней стоящую в углу. Мухи размером с колибри покрывали куски жира на тарелках. Все казалось знакомым, но она не знала почему.

– Я сказала тебе вымыть посуду, – раздался женский голос, медленно растягивая слова. – Я не стану повторять.

Каким-то образом Лилит знала, что по обеим сторонам этой стены, между двумя гвоздями была натянута металлическая проволока. Знала, что могла играть на этой проволоке, могла заставить ее звучать подобно хорошему многострунному инструменту. Она желала быть с ней снаружи, почувствовать ее медь под своими мозолистыми пальцами.

– Я же сказала тебе, нельзя играть с этой дурацкой проволокой, пока не помоешь посуду, – сказала женщина, поднимая нож. – С меня хватит этой проволоки.

– Нет, пожалуйста! – завизжала Лилит, выбегая следом за женщиной.

Но Лилит была недостаточно быстрой, и женщина спокойно разрезала провод пополам. Лилит упала на колени и заплакала.

Она снова закрыла глаза, а когда открыла их, то сидела верхом на лошади, путешествуя по замерзшей дороге в холмистой местности. Она схватила поводья, цепляясь за жизнь. Дыхание вырывалось паром перед ней, и кожа горела, и она знала, что умирает от лихорадки. Лилит была цыганкой, больной и голодающей, одетой в лохмотья, которой приходилось петь любовные песни в обмен на объедки.

Она моргала снова и снова, и каждый раз Лилит вспоминала еще одну адскую жизнь. Она всегда была нищим музыкантом, несчастным и обреченным. Существовала Лилит из Оперы, которая спала в проулке за театром. Лилит из Оркестра, которую мучил жестокий дирижер. Трубадур Лилит, голодающая в средневековом городе. В каждой жизни больнее бедности, одиночества и обид была пылающая ярость, затемняющая ее сердце. В каждой жизни она ненавидела мир, в котором жила. Ей хотелось мести.

Вернись ко мне , умоляла она Кэма.

Нет .

– Почему? – выкрикнула она вопрос, который и не мечтала задать каждый день жизни до этого момента. – Почему?!

– Потому что, – оглушающее шипение наполнило ее уши, – мы заключили сделку.

– Какую сделку? – спросила она.

Лилит открыла глаза. Она снова была на сцене в Кроссроудс. Аудитория застыла в ужасе. Время словно остановилось. «Четыре всадника» исчезли, а на их месте посреди сцены стоял Люк.