Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Недовольный зверь замычал от боли, вгрызающейся в грудь, и забарахтался. Ещё немного таких его упражнений, и трос обвиснет, собрав путников в одном месте, посередине, откуда не будет пути ни вперёд, ни назад. Только вынужденно вниз.

– Он нас угробит! – рявкнул сзади Иван.

– Что там? – Марусе не было видно.

Молчун физически ощутил предстоящую встречу. Даже если трос выдержит, он ткнется ногами в землю в каких-то трёх шагах от мохнатого исполина. Медведь повернул рычащую морду и взмахом лапы предсказал итог скорого знакомства. Молчун выпустил очередь от живота – стрелять в таком положении, болтаясь в воздухе, можно только в детских видеоиграх. Но и промахнуться с такого расстояния дело непростое.

Медведь как-то хрипло залаял, заюлил, пытаясь зубами остановить зарывающиеся в мех укусы стальных пчел, потом вильнул, вломившись в кустарник.

В бешеном темпе, едва почувствовав под ногами почву, Молчун отстегнул карабин, путаясь в застежках, и кинулся к обвязанному тросом стволу. Отчаянно матерясь, плюхнулся следом Иван, его никто не поддерживал, а связанным точку опоры создать он не мог. Поэтому повалился лицом вниз, обдирая со щеки кожу. Молчун успел вовремя. Старательно заколоченный два дня назад клин, выскользнул из крепления. Ещё бы минутка, и не успевшие переправиться Маруся и Борис поупражнялись бы в плавании. Уперевшись спиной в ствол ели, а ногами в землю, Молчун тянул трос на себя, скрипя зубами от натуги. Беспокойно заныли мышцы спины. Маруся легко спрыгнула на берег, споткнулась об распростертого Ивана и тоже распласталась.

– Быстрее! – хрипел Генка.

Когда Борис отцепил пояс, он выпустил трос, который, прогнувшись, обвис. Не в состоянии согнуть пальцы, Молчун смотрел на ободранные грязные ладони. Всё. Переправы нет. Путь отрезан.

Маруся выполняла должность санитара. Присев на корточки, перевязывала пострадавшие руки, а Гена смотрел, как сосредоточенно морщится её лоб, на рыжую макушку и с удивлением чувствовал томное, тёплое желание.

– Мишку жалко, – хмыкнул, – подох поди?

– Что собственно произошло? – осведомился Балагур, поскольку он переправлялся последним, спины товарищей загородили зрелище. – Чем тебе медведь не понравился?

– Посмотрел бы на тебя на моём месте. Этакая мордень встречает.

– Обратно нам нельзя переправляться? А вновь натянуть – сил не хватит? – спросила Маруся.

Молчун покачал головой.

– И чего мы там забыли? Вертолёт разбился. Экипаж погиб, – Балагур копался в рюкзаке, проверяя: нет ли чего перекусить.

– Может Шурик ещё там? Не бросать же его! – осудила беспечность девушка и занялась щекой Ивана.

Командир морщился, когда рана, помазанная йодом, начала щипать.

– Что-то Иван Николаевич приумолк. Давно его приятный бас не раздавался, – Борис откопал кусок колбасы и, жмурясь, жевал.

– Пошли вы… – сплюнул Иван. – Своё получите.

– Попросишь укол поставить? – по всей видимости, Борей овладело мстительное чувство язвительности. – Или сразу всё до конца расскажешь?

– Чего ещё надо?

– Про бактериологическое оружие?

– Ничего я не скажу.

– Как дальше будем? – Маруся, вооруженная автоматом Ивана, что непривычно болтался за спиной, подняла рюкзак. – Сразу домой идём или на пасеку сначала?

– Без харчей далеко не уйдёшь, – сообщил Балагур, – да и кое-какие вещички там у меня остались. Жутко дорогой модемный усилитель тоже. Государственное имущество как-никак.

– Возможно Сашка там, – предположил Молчун, ему не терпелось освободить мочевой пузырь, поэтому он направился в кустарник, где ранее скрылся подстреленный медведь, ожидая неподалеку обнаружить труп зверя. Но мёртвого медведя не увидел. Только сломанные ветки, помятая трава и ни капли крови. Неужели промазал? Тут он допустил ещё одну ошибку. Занятый своими потребностями, а вернее – способом удовлетворения их при помощи негнущихся пальцев, не обратил внимания на маленькие пятна жёлтой слизи, почти неразличимые в траве.

Когда миновали то место на взгорье, где впервые встретились с плывущим медведем, Иван забеспокоился. Чувствовал он себя омерзительно. Зудящая рука прела в неперебинтованной повязке, запах гноя мешал и ужасал. Гангрена? Или похуже. Невозможно смириться с мыслью, что с твоей частью тела происходит нечто странное. Во время последней перевязки Ваня долго рассматривал покрытую волосками кисть с длинными ногтями и ноющими язвами, не понимая причин мутации. Ясное дело – с ним происходит что-то плохое, и это взвинчивало. Мало того, что засранцы вновь его провели, выпытывали секретную информацию, связали, не кормят, так ещё и терпи зуд и начинающуюся ломку. Ему нужен укол! Но дать ещё один шанс унизить себя он не собирался. Подождите, стоит только высвободить руки, и всё будет зер гут!