– Уколите меня! – сипнул Иван, сел в пыль и, качая головой, забубнил. – Уколите. Ох, чёрт! Уколите меня!
– Он хочет просто запугать, – Молчун повернул к девушке бледное лицо. – Ему зачем-то так надо. Всю эту дребедень он вытащил из нас, из нашей памяти.
Вяло и бесстрастно монстр стоял на дороге, не предпринимая никаких действий. Просто стоял и изредка шевелился: плечами, скрюченными руками, головой, словно неторопливый флюгер на крыше. Покрытое бело-жёлтой плесенью лицо иногда дёргало смычкой невидимых под пеной губ, приоткрывая тёмный провал рта. Безжалостно-алый взгляд, спрятанный глубоко во впадинах глазниц, напоминал сморщенные бусинки клюквы на подгорелом пудинге. Кисти рук чернели, покрытые волосами. Жёлтые и твёрдые, как мозоли, подушечки изогнутых пальцев вытянулись звериными когтями.
– Мас-с-са! – напевало чудовище. – НАДО КОПИТЬ МАССУ! ТОЛЬКО ТАК ВОЗМОЖНО ВЛАДЕТЬ КОСМОСОМ! – внезапно заблеяло и неожиданно звонким, знакомым маминым голосом заворковало. – КУШАЙ КАШКУ, СТАНЕШЬ БОЛЬШИМ И СИЛЬНЫМ.
Молчун почти справился со слабостью после приступа, лицо обильно оросил пот. Уставившись на монстра, осторожно подбирая слова, будто от этого всё зависело, заговорил:
– Ты хочешь купить нас на то, что мы сами придумали? На пустые фразы из видюшников, над которыми смеются даже дети? На бездарные реплики, запомнившиеся в ужастиках? На воображение? Сопротивляйтесь ему! Этот удав до вас не дотронется, пока не парализует волю!
– Кольните меня, засранцы! – словно в эпилептическом припадке Иван бился затылком об землю, хватая воздух дребезжащим языком. Ремень на поясе расстегнулся, освободив саперную лопатку из футляра. Какое-то время Маруся смотрела на защитного цвета ручку, широкий блин лопаты с заточенными краями. Потом метнулась, схватила и в каком-то безрассудном наитии кинула в монстра.
…Вышагнувший из временного беспамятства Балагур надеялся, что как только откроет глаза, приснившийся кошмар исчезнет. Вместо этого он увидел потоки бледно-зелёной слизи, вырывающиеся из раны на горле существа. Внезапно возникшая перемычка в виде саперной лопаты отделила голову от тела. Разинув тошнотворно-тёмный рот, голова Шурика запрокинулась назад и, отрываясь с хрустом, от которого затошнило, шлепнулась на дорогу и покатилась. Длинные тёмные волосы, как клубок спутавшихся змей, налипли на страшное лицо. Борис застонал.
– Ну сейчас начнётся! Зачем ты это сделала? – выдохнул завороженный Молчун.
– Граната. В рюкзаке граната, – слова дрожали. Лицо девушки перекосилось, кровь отхлынула от щёк, нижняя губа некрасиво скривилась, а из глаз брызнули слёзы.
Молчун с непонятной ясностью ощутил, что остался один. Возможно, происходящее сейчас с Марусей намного страшнее головной боли и ломок Бортовского. Вопль Балагура перешёл в удивлённое восклицание. Сам Генка почувствовал приближение нового приступа. Поэтому, пока не потерял сознание, встал на четвереньки и пополз. Но не к рюкзаку, а к кричащему, дёргающемуся Ивану. Мимолетно взглянул на девушку и увидел обнажённую Нину. Бесстыдно расставив ноги, жена поглаживала холм Венеры, а другой сжимала правую грудь – «весёлый» эротический подарок сознанию. Слева, чуть выше пупка раскрылась безобразно красная рана, а вместо губ на пустом, безликом лице застыло потрескавшееся красное месиво.
– ТЫ ПРАВ! – шептала она. – МЫ ИЩЕМ ЧЕГО ВЫ БОИТЕСЬ! И МЫ УЧИМСЯ! НАС ВСЁ БОЛЬШЕ И МЫ УЧИМСЯ! ЛУЧШЕ БЫТЬ С НАМИ! ВЕЧНОСТЬ – ЭТО КОСМОС! ХОЗЯИН КОСМОСА – ВЛАСТЕЛИН ВЕЧНОСТИ! А ПОКА УЧИСЬ С НАМИ!
Молчун помотал головой, прогоняя видение, увидел пританцовывающую без повода Марусю и ужаснулся своему бессилию. Так неприятно саднит внутри, когда опаздываешь. Он вновь торопился удержать трос, но на этот раз медведь не умер, а стоял на страже. Он с нами! ОН С НИМИ! Боль заволокла лавиной: прислушиваясь к грохоту её приближения, Молчун не знал, что так безнадежно опаздывать. Мир сузился и мерцал, постепенно ускользая, сосредоточившись в определённой точке – кармане на груди Бортовского. Кем бы ни было страшилище, оно слишком увлеклось ковырянием в их мозгах, извлекая на свет дежурную галиматью из ненароком просмотренных киношек. Возможно, иначе не умело. Если бы не всепоглощающая боль, Генка, скорее всего, сошёл бы с ума при виде того, как обезглавленное туловище, извергая потоки слизи, покрывшие всю одежду Шурика, целенаправленно прошагало к потерянной голове и нахлобучило её задом наперед. Испачканные, спутанные волосы паклями бороды обвисли с затылка, что теперь оказался вместо лица.
Читать дальше