Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

Он проснулся весь в поту под флисовым одеялом. Между мягким пуховым матрасом и шипящим радиатором, включенным на всю мощь еще до Дня Колумба, царила не только жара, но и атмосфера упадка. Джастин подумал, что был чуточку слишком жесток к вчерашним гостям и даже к доктору Палаццо. Разве они виноваты, что пошли иным путем и по-другому смотрят на жизнь?

Цифровые часы на прикроватном столике показывали не так уж много времени. Еще можно успеть позавтракать. Джастин скатился с постели, чумазый и пошатывающийся, как и полагается после бог знает какого количества пластиковых бокалов. В столовой внизу никого уже не было, но официанты еще не начали убирать шведский стол. Джастин взял сразу три чашки кофе на случай, если потом не будет, круассаны и апельсиновый сок. Кофе во второй чашке был еле теплым, но со своей задачей справился. Вычурная обстановка перестала казаться настолько противной, и Джастин мужественно признал, что гостиница, конечно, непомерно дорогая, зато притягивает клиентов, без которых могла бы превратиться в один из экспонатов его выставки. Он был рад обнаружить, что Ист-Сайд практически не изменился, по крайней мере, то, что он успел увидеть, и даже «Сэндвичи у Джеффа» по-прежнему работают на противоположной стороне улицы. Или раньше они были «У Джо»?

Джастин мудро взял с собой приличную цифровую камеру, чтобы извлечь максимум пользы из навязанного отдыха. Владельцы гостиницы сочли встречу выпускников особым случаем и обязали его забронировать три ночи, что оказалось весьма кстати с учетом встречи утром в понедельник. Повинуясь порыву, Джастин направился на юг по замечательно сохранившейся Бенефит-стрит и на первом перекрестке с крупной улицей заметил белую картонку, прикрепленную скотчем под дорожным знаком «Поворот налево запрещен». На картонке большими черными буквами было написано «Шатер выпускников». Изогнутая стрелка указывала на Уотерман-стрит. При виде слова «шатер» Джастину представился цирк, и, хотя шансы на это были невелики, он решил сходить посмотреть, что к чему.

Улица обогнула унылый послевоенный кампус Школы дизайна, здание Листа, старинную Большую лужайку университета, и на углу торговой Тайер-стрит нашлась вторая табличка с призывом пройти еще один квартал, где оказался указатель на север. Джастин поморщился при виде винилового сайдинга на старинных стенах, дисгармонирующего с окрестностями, а затем улыбнулся. На небольшом городском лугу Пемброк-Филд и вправду возвышался цирковой шатер. Связки красных, белых и коричневых воздушных шаров трепетали у входа в шатер и на ограде из сетки-рабицы.

Иллюзия цирка развеялась, как только Джастин оказался в толпе веселящихся выпускников, бредущих сквозь ворота. Он словно снова оказался на открытии галереи, только здесь было намного больше народа да плюс еще младенцы в колясках. Парень в костюме мультяшного медведя позировал для фотографий со счастливыми парочками. При виде кривляющегося маскота Джастин невольно подумал: «Коп под прикрытием», и это его позабавило. На большинстве свитеров и пиджаков висели таблички с именами; из-за столов доносился оживленный галдеж — пикник перед игрой был в самом разгаре. Жизнь в «Пабе выпускников» кипела, и Джастин придушил мелькнувшую было мысль запить завтрак кружкой пива.

Собравшиеся веселились, да и флаг бы им в руки, но чем глубже Джастин погружался в праздничную атмосферу, тем сильнее его сердце сжимала тоска одиночества. Он получил степень магистра в этом университете и имеет полное право здесь находиться, более того, его пригласило руководство факультета! Но он не чувствовал себя «почетным» гостем и подозревал, что директор галереи подпортила отношения с Палаццо, устроив эту выставку. Он также подозревал, что рано или поздно на его унылую физиономию обратят внимание и попросят его удалиться. Джастин не нуждался в стороннем подтверждении своей непринадлежности этому миру. На улице ему сразу стало легче дышать.

Он вернулся на Тайер-стрит и в смятении огляделся по сторонам. Черт бы побрал его яркие воспоминания! На месте ряда классических викторианских особняков с мансардными крышами, резными карнизами и так далее выросло общежитие с красно-зеленым кирпичным фасадом, словно собранное из кубиков «Лего» ребенком-тугодумом. Джастин пошел по Тайер-стрит и немедленно об этом пожалел. Он вспомнил букинистический магазин, печально известный скупкой краденых коллекций, и слесарную мастерскую, исправно поставлявшую незаконные дубликаты ключей от комнат в общежитии для бесчисленных студенческих интрижек, и крошечную лавчонку, в которой ворчливый восьмидесятилетний старик торговал просроченными йогуртами и насмехался над неженками, которые боятся какой-то серой плесени. Эти и другие заведения с яркой индивидуальностью канули в Лету. Им на смену пришли безликие сетевые магазины одежды и рестораны, от претенциозных до низкопробных, но достаточно богатых, чтобы осилить наверняка заоблачные арендные платежи. По улице фланировали разряженные обеспеченные бездельники. Во времена Джастина их было намного меньше. В нем теплилась надежда, что магазин грампластинок, пиццерия и парочка других семейных предприятий еще на плаву, пока не подошел срок возобновления аренды. Обнаружив новое поколение попрошаек перед круглосуточным магазином, он несколько приободрился, но тратить деньги на милостыню не стал. Улица, словно сошедшая со страниц рассказов Дэймона Раньона {146} 146 Дэймон Раньон (1880–1946) — американский журналист и писатель, прославившийся колоритным изображением театрального и криминального мира Бродвея, особенно в период «сухого закона». , какую Джастин знал в дни беззаботной юности, практически утратила свою неряшливость и бунтарский дух. Это самое мягкое, что он мог о ней сказать.