— Извини, я задумался.
— Да ну? Правда, что ли? А мне показалось, ты там в магазине пилюльку безысходности выпил, пока я не видела. Не грусти, лучше открывай пиццу. Да, кстати, будь добр, подай мне катану. Хотя нет, сиди! Ну тебя на фиг, ещё харакири сделаешь, а мне потом полы отмывать.
Сталь с тугим свистом разрезала воздух. Отложив ножны в сторону, Аня вытянула меч перед собой.
— Отцвела в садах священная сакура, — нараспев произнесла она. — Серые тучи гору Фудзи закрыли. В бездонном море печали утонул самурай Юрико.
— Ань, зачем тебе катана? Ты языком порезать можешь.
— Могу, — кивнула девушка, — но это будет неэстетично.
Парой ловких взмахов Аня поделила пиццу на аккуратные треугольные куски, протёрла лезвие тряпочкой и убрала меч обратно на подоконник.
— Чего случилось-то? — спросила она, доставая из шкафа кальян.
— Да не парься, я просто слегка загрузился.
— Это и ёжику понятно. А причины?
— Видела старичка в магазине?
— Который тебе улыбнулся? Ага, и что дальше?
Она залила молоко в стеклянную колбу кальяна и прикрутила верхнюю часть. Затем развернула табак, выложив его на чашку. Я отрешенно наблюдал за всеми этими манипуляциями и параллельно делился собственными мыслями:
— Заметила, как он выглядел? Такой угнетенный, подавленный… Нет… даже не так. Он был, словно… какое бы слово подобрать… Наверное, потерянный что ли.
— И ты решил впасть в депрессию? Слушай, так ты сходи в районную поликлинику, чтоб уж наверняка. Там таких потерянных и угнетённых целые резервации. О, знаю-знаю! Ты там к терапевту попробуй без очереди пройти. Зуб даю, ты такого угнетения нигде больше не прочувствуешь.
— Да нет, Ань. Ты не поняла…
— Ну так ты говори. Я слушаю.
Девушка зажгла керосиновую горелку и поднесла щипцы с углём к открытому огню.
— Дело ведь не в этом конкретном старике, — продолжил я. — Ты правильно говоришь: таких, как он — миллионы. И даже не обязательно, чтобы человек старым был. Тут другое… Вот ты, когда в общественном транспорте едешь, замечаешь, как у людей уголки губ опущены?
— Чего? — нахмурилась Аня.
— Ну, уголки. Вот когда человек улыбается, у него уголки рта приподняты. А когда грустит — наоборот. А в автобусе или трамвае почти у каждого они опущены. И самое страшное, что это уже их нормальное состояние, понимаешь? И ведь на первый взгляд вроде и не скажешь, что с человеком что-то не так. А потом в глаза ему посмотришь… А там пустота! Как будто всю радость и счастье из человека выпили.
— Ну всё правильно, — кивнула Аня, — это же общественный транспорт.
— Да причём тут… — махнул я рукой, — дело не в этом. Люди они ведь сами по себе пустеют. И я сейчас не про нравственность говорю, не про ценностные ориентиры. Не в том смысле, что у кого-то идеи и мечты слишком приземлённые, и поэтому человек — «пустышка». Нет, я про другое. Люди не опускаются, не мельчают — они именно пустеют. Как будто дыра у них внутри раскрывается и жрёт, жрёт, жрёт… Все эмоции съест, всю душу выпьет, а что с ней делать, никто и не знает! Вот и я, посмотрел на того старика, в глаза ему взглянул… А там такая тоска, захлебнуться можно. И главное, я ведь в себе такую же дыру чувствую. Вроде бегаешь, суетишься что-то — всё нормально. А потом остановишься… Вот просто посреди магазина на секунду встанешь, и уже чувствуешь, как в груди провал раскрывается. И такое уныние накатывает… Думаешь, а зачем бежишь-то? От чего убежать пытаешься? Всё равно ведь рано или поздно таким же, как этот старик станешь — пустым и угнетённым. Хоть что ты делай! Та же семья, например. Женишься — обязательно будешь выслушивать вечное брюзжание, не женишься — сдохнешь одиноким и никому не нужным. И ничего тебя от этой пустоты не спасёт. Потому что нет у неё дна, ничем её не заполнить.
Аня протянула мне трубку кальяна:
— На, попробуй дымом.
— Пробовал. От табака только хуже становится.
— Да потому что ты гадость всякую куришь. Держи, попробуй моё зелье. С апельсинкой. Тебе понравится. И пиццу ешь давай. Вот увидишь, кальян и маргарита способны заполнить любую пустоту внутри. По крайней мере, лёгкие и желудок точно пустыми не останутся.
— Может, ты и права, — пожал я плечами, — только временно это всё.
— Ну разумеется, временно. А ты что хотел? Рецепт вечного счастья? Постоянно ходить, улыбаться и ни о чём не думать? Не, ну в принципе, устроить можно. Есть один способ — лоботомия называется.
— Смешно.
— На самом деле нет. Я не могу понять, Юр. Тебе сколько лет, двадцать, верно?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу