Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

К этому времени все внимательно следили за матросом, и как только он оказался среди нас, засыпали его вопросами, которые, будь они видимыми, напомнили бы стаю голубей. Он даже взглядом нам не ответил и прошел сквозь толпу вызывающе дерзкой походкой, со смертельно бледным лицом и с плотно сжатыми зубами, словно заталкивал внутрь обильный обед или смирял острую зубную боль. Бедняга подавился!

Спустившись по трапу, больной, за которым следовала вся команда, искал каюту врача. Врач крепко спал: веселое представление на грот-мачте прошло мимо нижней палубы. Пока некоторые из нас подносили виски к носу врача, стараясь пробудить необходимый медицинский интерес, больной сидел в величественном молчании. К этому времени его бледность — признак решительного характера — сменилась темно-красным цветом, который постепенно перешел в отчетливо пурпурный, вытесненный затем переливчатым мутно-синим с изменчивыми черными полосками. Лицо опухло и стало бесформенным, шея раздулась. Глаза вывалились наружу, как колышки для шляп.

Доктор вскоре проснулся и, внимательно осмотрев пациента, заявил, что мы имеем дело с примечательной разновидностью удушья; взяв нужный инструмент, он приступил к работе и без труда извлек из глотки матроса кусок колбасы, размером и общим видом напоминающий исполненный достоинства банан. Эта операция проходила при гробовом молчании, но как только она закончилась, пациент, лицо и шея которого значительно уменьшились, вскочил на ноги с криком: «Человек за бортом!»

Вот что он порывался все время сказать!

Толкая друг друга, все побежали на верхнюю палубу, и каждый стал бросать что-нибудь за борт — спасательный пояс, клетку для кур, связку веревки, кусок дерева, старую парусину, носовой платок, железный прут — все, что могло сгодиться утопающему, который плыл за судном уже в течение часа после первого сигнала тревоги с грот-мачты. За несколько минут с корабля выкинули все, что можно было взять, и после того, как слишком возбудившийся пассажир срезал и выбросил лодки, нам уже ничего не оставалось делать, хотя капеллан сказал, что если несчастный джентльмен вскоре не объявится, то он отслужит на корме англиканскую заупокойную службу.

Какому-то человеку с воображением пришло в голову поинтересоваться, кто именно упал за борт; всех собрали, прочитали список пассажиров, и, к нашему большому разочарованию, все гости корабля и команда отозвались! Однако капитан Траутбек счел, что дело слишком серьезное — мало просто огласить список, — и с начальственной убежденностью потребовал, чтобы каждый человек на корабле в отдельности дал показания под присягой. Результат был тот же — никто не пропал, и капитан, извинившись перед нами за недоверие, удалился в свою каюту, чтобы снять с себя ответственность, но выразил надежду, что все наши дальнейшие действия будут самым тщательным образом отражены в судовом журнале и что мы будем обо всем его информировать. Я улыбнулся, вспомнив, что ради незнакомого джентльмена, угрозу для жизни которого мы явно переоценили, я выбросил судовой журнал за борт.

Вскоре меня внезапно осенила одна из тех великих мыслей, которые приходят к большинству людей раз или два в жизни, а к рядовому писателю — никогда. Поспешно собрав всех вновь, я взобрался на лебедку и обратился к собравшимся:

— Товарищи по плаванию! Произошла ошибка. В пылу опрометчивого сострадания мы распорядились движимым имуществом известной судовладельческой фирмы «Молверн-Хайтс» как собственным. За это непременно придется нести ответственность, как только нам посчастливится бросить якорь близ Тоттнем-Корт-роуд, где живет моя тетя. Наша защита будет чувствовать себя увереннее, если мы сможем доказать уважаемому жюри, что мы действовали безрассудно, отдавшись священным человеческим побуждениям. Если, например, удастся доказать, что за бортом действительно был человек, которого следовало утешить и поддержать таким материальным образом — чужой собственностью, способной держаться на воде, сердца англичан найдут в этом смягчающее обстоятельство, красноречиво свидетельствующее в нашу пользу. Джентльмены и морские офицеры, я предлагаю бросить за борт человека.

Эффект был потрясающий: раздалось шумное одобрение и единодушный порыв принести в жертву несчастного матроса, который своей ложной тревогой стал причиной наших трудностей, но по здравом размышлении решили заменить его капитаном Траутбеком как существом менее полезным и более упорным в заблуждениях. Матрос совершил одну ошибку, пусть и серьезную, но у капитана вся жизнь была одной сплошной ошибкой. Его вытащили из каюты и бросили в море.