Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Остановив другой корабль, я поднялся на палубу и потребовал, чтобы меня доставили к номеру 900 по Тоттнем-Корт-роуд, где живет моя тетя; затем сразу направился на корму к штурвалу и спросил у рулевого, хотел бы он послушать «Сражение при Нейзби». Он был не прочь, но просил, чтобы после я прочел «Крымскую войну» Кинглейка [136] А. У. Кинглейк (1809–1891) — английский политический деятель и историк; участник Крымской войны (1853–1856), в которой с Россией воевала коалиция Англии, Франции и Турции. , материалы процесса над Уорреном Гастингсом [137] Уоррен Гастингс (1723–1818) — первый генерал-губернатор Индии. Его политика вызвала недовольство парламента, и в 1784 г. его отозвали и предали суду. или еще что-нибудь в этом роде, чтобы скоротать время до восьмой склянки.

Тем временем мрачные тучи собрались у горизонта прямо на пути корабля, и к рулевому подошла депутация от пассажиров с просьбой лечь на другой галс, иначе корабль пройдет прямиком через тучи, что, по словам представителя общественности, было необычно. Тогда я подумал, что это и правда необычно, но так как я сам был всего лишь пассажиром, то не счел удобным принимать участие в последовавшей жаркой дискуссии, тем более что у тети на Тоттнем-Корт-роуд погода вряд ли была лучше.

В конце концов решили, что надо прибегнуть к третейскому судье; после обсуждения многих имен, отвергнутых обеими сторонами, остановились на капитане корабля и, чтобы заручиться его согласием, отправили на переговоры меня. Не без труда, но мне удалось убедить его взять на себя эту ответственность.

Этот слабоумный придурок по фамилии Траутбек пребывал в постоянном страхе, как бы не наделать себе врагов, не понимая, что большинство людей вряд ли захотят этого. В прошлом он был корабельным коком, но стряпал так отвратительно, что оставшиеся в живых после его стряпни моряки силой перевели неудавшегося повара из камбуза на шканцы.

Капитан последовал за мной, чтобы выслушать аргументы недовольных пассажиров и упрямого рулевого и решить, что лучше — попытать счастья и пройти сквозь тучи или их обойти; однако, подойдя к штурвалу, мы увидели, что и пассажиры, и рулевой пребывают в глубоком недоумении: глядя на стрелку компаса, они растерянно качали головами. Случилась невероятная вещь: черные облака, которые так тревожили сухопутный люд, теперь находились за кормой, а корабль бодро шел по собственному кильватеру назад в гавань, удаляясь от Тоттнем-Корт-роуд! Такой крутой поворот провозгласили чудом; капеллан высоким голосом возносил молитвы, а рулевой был так же виноват в случившемся, как если б засунул руку в пустую кружку для сбора денег нищим.

Объяснение было простым; мне все стало ясно, как только я увидел эту картину. Пока между рулевым и делегацией шел спор, матрос, жестикулируя, отпустил штурвал, а я без всякой задней мысли во время этой утомительной перепалки развлекался тем, что крутил его туда-сюда и случайно изменил курс корабля. По чистой случайности ветер в то же самое время изменил направление, что довольно часто бывает в тропических широтах, и теперь весело гнал нас назад, туда, где я сел на корабль, по направлению к Тоттнем-Корт-роуд, где жила моя тетя. Здесь я должен предупредить, что через несколько лет схожие события — в частности, чтение «Сражения при Нейзби» — привели к установлению в нашем торговом флоте правила, которое, надеюсь, действует и сейчас: никто не должен говорить с рулевым, если только тот не заговорит первым.

По невнимательности я забыл сообщить, что корабль, на ход которого я оказал непосредственное влияние, был «Бонниклэббер» [138] Простокваша ( англ .). (владелец — Траутбек) из Молверн-Хайтс.

Обратный курс «Бонниклэббера» привел его туда, где я на него сел. Пассажиры и команда, измученные неловкими попытками выразить свою благодарность за чудесное избавление от грозовых туч, мирно храпели в самых немыслимых позах на палубе, когда впередсмотрящий, устроившийся на самой верхушке грот-мачты и поедающий холодную колбасу, стал издавать — вероятно, заранее подготовленные — странные, невероятные звуки. Он кашлял, чихал и лаял одновременно, блеял и гоготал, что-то выкрикивал и вопил, брызгая слюной, а потом рычал задыхаясь. Нечленораздельный, беспорядочный поток звуков постепенно перешел в долгие вопли, перемежающиеся неразборчивым бормотанием. Он свистел, хрипел и ревел; взял было на полтона выше, но передумал и опустился на прежний уровень; он ржал как конь, а потом громыхал как барабан! И все это время делал одной рукой какие-то непонятные знаки, а другой — хватал себя за горло. Наконец он перестал что-либо делать и молча съехал на палубу.