Наталья Иртенина - Застенок

Она была, как всегда, безупречна видом, жадна взглядом и непредсказуема поведением. Как всегда, неожиданна, внезапна, неуместна.

– От чего же ты бежишь, милый? – глубоким грудным голосом с вожделеющим придыханием спросила Регина и пошла к нему походкой голодной ягуарихи, к которой в гости пожаловал обед.

На ней было длинное узкое платье с декольте до пупа, ткань едва прикрывала груди. Неизменный жемчуг на шее. Теперь – черный, под цвет платья. Роман задышал еще тяжелее, предчувствуя борьбу – не на жизнь, а на смерть.

– Чего ты испугался, дурачок? – продолжала спрашивать неистовая Регина, кладя руки ему на плечи и сжимая их длинными трепетными пальцами с черными ногтями. Теперь она страстно дышала ему в лицо.

Роман молчал. Она всегда имела над ним власть, и сейчас заколдовала его взглядом, голосом, жестом. Он вдруг рассмотрел, что глаза у нее совершенно черные. Почему он раньше не замечал этого?

Он стоял не двигаясь, силясь разорвать путы женской властности.

– Она красивее меня? Почему ты не убил ее?

Регина положила ладонь ему на затылок, запустила пальцы в волосы. Роман ничего не предпринимал. Смотрел на нее и видел другое лицо – той, что лежала на столе, с квадратной улыбкой пластыря. Почему он не убил ее? Убил – был бы сейчас свободен, как бог. А теперь он просто игрушка в руках этой девки с замашками палача.

– Разве ты не знаешь, что когда мы, мертвые, воскресаем, то становимся живее всех живых? – Она улыбнулась ему улыбкой вурдалака, обнажив ослепительные зубы. Только один среди них был гнилой, будто покрытый зеленой плесенью. Роман с омерзением смотрел ей в рот, с трудом сглатывая. В горле у него пересохло. В долю секунды он вспомнил все свои ночные кошмары. Это был один из них – наяву.

Он попытался оттолкнуть ее. Она вцепилась в него мертвой хваткой, запрокинула голову и рассмеялась.

– Дурачок. Я же не кусаюсь. Я только беру то, что ты сам отдашь мне… и даю то, что ты сам возьмешь.

Она провела языком по верхней губе и на миг замерла, словно раздумывая, что предпринять дальше.

Роман воспользовался этим мигом. Руки взметнулись к ее шее, упакованной в каркас жемчуга. Правая все еще сжимала ритуальный нож, но Роман, забыв о его существовании, словно сроднился с ним, не видел его. Пальцами он ухватился за жемчуг и дернул, освобождая доступ к шее. Черные шарики жемчужин посыпались на пол.

Роман закричал.

Регина мелко засмеялась – смех ее был сух, жёсток и колюч, как двухдневная щетина на мужском подбородке.

Она была мертва. Уже давно. Роман понял, что она говорила правду. Совершенную правду.

Жемчуг скрывал рубец. Синий, отвратительный, в том месте, где голова некогда была отделена от тела.

– Видишь? Это совсем не страшно. Так даже лучше. Потому что…

Роман, ощутив наконец в ладони нож, ударил – слепо, наугад, инстинктивно.

Ее руки упали, она отшатнулась и удивленно смотрела на него. Из обнаженной плоти живота торчал нож. Длинный клинок проткнул ее насквозь.

Роман попятился в сторону, ничего не соображая. Инстинкт тянул его к двери потайного лаза. Ужас не позволял отвести глаз от ведьмы.

Постояв несколько секунд неподвижно, она взялась обеими руками за нож и медленно вытащила его из себя. Ни на клинке, ни на коже не было ни капли крови.

– …потому что это бессмертие, – закончила она фразу и снова улыбнулась.

Роман, не помня себя, скатился по лестнице в подвал, оттуда, как с ледяной горки, – в тоннель.

Там было тихо. Полонез, пилой вгрызавшийся в душу, умолк и больше не тревожил подземельного покоя.

Роман брел по серым предрассветным улицам и думал о том, что он убил Джека. Убил своей слепотой. И ничего уже изменить нельзя.

Те, кто за этим стоит, хотели, чтобы он считал маньяком себя. Но они просчитались, потому что не знали про Джека. А Джек оказался для него запасным вариантом.

Кто эти «шахматные боги»? Что дает им власть над людьми? Хромой Хмырь – один из них. Но Хмырь – лишь исполнитель. Как и ведьма Регина. Настоящий вдохновитель этого спектакля смерти стоит гораздо выше. Говорил же ему мент: «Мозги, которые этим управляют, – они не тут, не в природе. Они дальше, за краем. По ту сторону».

Роман внезапно понял, что дает им власть над людьми. Он вспомнил разговор с Васей. Человеческие страхи – вот что. Особенно – самые глубокие.

Их инсценировка – спектакль по мотивам смерти, живущей в его голове. Они действительно сделали его убийцей, одарили плотью его сны, кошмарные мечты, стихи. Они взялись за исполненье слова, произнесенного когда-то. «Твои отрубленные косы…»