Наталья Иртенина - Застенок

Он и страшился подойти ближе и отчаянно хотел этого, будто неведомая сила толкала его в спину, приговаривая: «Иди же, там ты найдешь то, что потерял когда-то, избавишься от того, что мучает тебя».

Тело на столе было одето в белоснежный балахон до пят. Широкий капюшон укрывал лицо до подбородка. Женщина. Плотно охваченная крепами грудь почти не вздымалась. А поверх нее лежало то, что было кошмарнее всего. Из-под капюшона выползла змея и, свернувшись кольцом, грелась под потолочной лампочкой, как под солнцем.

Казалось, женщина мертва. Роман медленно, шаг за шагом, приблизился к столу, в ужасе глядя на белый призрак из далекого детства. Рядом с косой-змеей лежали два предмета. Лист бумаги и на нем – большой нож с широким, длинным лезвием. На бумаге что-то написано.

Роман осторожно вытянул лист из-под ножа. То, что он прочел, повергло его в смятенный трепет. Но это была истинная правда, все до единого слова. Это были его собственные слова, выпевавшиеся из самой сердцевины его нутра, и они не оставляли ему выбора. Даже несмотря на то, что принадлежали опять Бодлеру. На этот раз стихотворная проза: «Позволь мне долго кусать твои тяжелые косы. Когда я прокусываю твои упругие и непокорные волосы, мне кажется, что я ем воспоминания».

Лист выпал из его руки. «Ем воспоминания», – повторил он шепотом. Далекие воспоминания нахлынули полноводной рекой – лагерь у моря, звездная ночь, прибой, выкопанная в песке яма, страшный, вонючий гроб, пляска Смерти и ее зов, преследующий его всю жизнь. Она не отпускала его ни на миг, а по ночам ее посланцы-змеи вторгались в его сон и не оставляли ему ни единого шанса…

Роман вытер холодный пот со лба и потянулся к ножу. Крепко сжал рукоять, кончиком лезвия откинул капюшон с головы женщины.

Она была в забытьи. Может, спала. Ее рот держал на замке большой прямоугольник пластыря. Несмотря на уродливую нашлепку, исказившую лицо, Роман узнал ее. До недавнего времени ее чтили богородицей в секте. Теперь обрекли на заклание. В разыгрываемом спектакле, который ставил невидимый кукловод, ей отводилась роль разменной монеты. Главная же роль принадлежала Роману.

Он безучастно воскресил в памяти ее слезные мольбы и просьбы в ту ночь. Она хотела бежать с ним. Но разве в его силах было повернуть неповоротливое колесо сюжета? Все случилось так, как должно было случиться. Теперь ее отдали в его руки и вложили в эти руки кинжал. Он сможет избавиться от своего кошмара. Если захочет. Ничто не мешает ему это сделать.

«Твои отрубленные косы держу в руках…» «Я хотел убить Смерть! Я хотел вырвать ее косу, разодрать ее в клочья, растоптать, уничтожить…» «Она отравила меня».

Кончиком клинка он пошевелил свернувшуюся на груди женщины змею. Тяжелая коса соскользнула на край стола, и легкая дрожь прошла по телу. Женщина очнулась. Глаза в тот же миг расширились от ужаса – она увидела нож в руке палача. Бессловесно замычала, глядя на Романа увеличившимися зрачками. Потом начала дергаться всем телом, стучать головой и пятками о стол. Но веревки держали крепко и с каждым движением лишь сильнее врезались в плоть.

Роман молча и как будто удивленно наблюдал за судорожным безумием Смерти. Она способна испытывать страх?… Она любит и убивает своей любовью. Ничего другого в ней нет. Почему же она боится его? В ее взгляде – неописуемый ужас…

Неужели это так просто – убить Смерть? Вот она лежит перед ним, бессильная, лишенная власти, беспомощная, как младенец, и трясется от страха. Роман проверил свои ощущения – испытывает ли он удовлетворение от этой картины, сладка ли ему месть…

И чей-то вкрадчивый, очень знакомый голос говорил ему из-за спины:

– Ты получаешь от этого наслаждение? Подольше тянуть мучение жертвы, видеть страх в ее глазах. Тебе нравится ее беспомощность?

До сознания медленно, очень медленно доходил смысл происходящего. Он повернулся на голос. Наваждение, владевшее им, в один миг схлынуло, уходя сквозь пол, как сквозь песок. Роман вспомнил, для чего и как оказался в этой комнате смерти.

Перед ним стоял Потрошитель, сжимая в руке пистолет.

– Что же ты медлишь? – продолжал тихим голосом Джек. – Приступай к делу. Или я мешаю тебе? Придется смириться с присутствием зрителя. Хочу поглядеть, как ты будешь делать это.

– Зрителя?! На этот раз ты решил побыть зрителем? – воскликнул Роман. – Я же знаю тебя сто лет, ты никогда не был таким… таким… – он с отчаянием подыскивал нужное слово, не находя его.