Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

– Вылитый Вернон Лаки! – вынесла она свой вердикт. И, обернувшись к приостановившейся, застывшей на ступенях процессии, воскликнула: – Ну же, идите! Он только один, в отличие от вас, без… ( дельников – не успела произнести, потому что в этот миг сильный удар самодельной дубины разнес ей череп.)

Толпа ахнула и отхлынула вниз – тело Вивианы рухнуло на ступеньки и разметалось, как соломенная кукла. Мертвец воспользовался всеобщим потрясением, подошел к детской кроватке, подхватил под мышку ребенка и пустился бегом в соседнюю комнату, а оттуда через пролом – в крытую галерею. Упав на колени, он засеменил, словно зверь на трех лапах, перекинув Патрика через плечо. Преследователи не торопились гнаться за ним – слишком глубоко укоренился в их душах страх и благоговение перед собственностью хозяев. Двое смельчаков, правда, вскоре пустились в погоню, переборов робость, но вдвоем не смогли пройти по тесной галерее. Пробежав несколько шагов, один из мужчин провалился по колено в пол – подгнившая доска треснула, не выдержав его веса. Они вернулись ни с чем. Соломон тут же распорядился оставить пять человек охранять пролом, а с остальным ополчением спустился вниз, приказав им войти в тот же сарай, куда Бекки днем привела зомби, – перехватить похитителя с другой стороны.

Вернон, выбравшись на открытое пространство, огляделся. Его нисколько не смущал ночной мрак, ночь к тому же была лунная, и ему вполне хватало света, что пробивался сквозь щели ветхого строения. Взглянув вниз, он увидел нечто вроде громадной паутины, натянутой в двух шагах от него по всему периметру комнаты. Без сомнения, это был зал цирковых батутов – Вернон вспомнил место, где он сейчас находился. Но вспомнил не обычным человеческим воспоминанием, а его осколком, ничтожной частицей давнего впечатления: он, Вернон Лаки, по распоряжению хозяина крепко натягивает непослушные каучуковые нити, чтобы вставить их в железные кольца, прибитые к стенам, веревка выскальзывает из его руки и разрезает палец – острая боль – и красная жидкость льет так сильно, что на пыльном полу через несколько минут образуется топкое месиво цвета ржавчины.

Едва воспоминание встрепенулось в голове Вернона, как он испытал приступ голода – раздраженный капризный комок неприязни подкатил к глазам, затмив на секунду зрение. Патрик не кричал и вообще не издавал никаких звуков, кроме чуть слышного сопения – ребенок решил, что с ним играют; топот и обилие огней не испугали его, скорее озадачили, – теперь он терпеливо ожидал, что будет дальше. Такой маленький… Вернон с силой втянул воздух носом, но запаха ребенка не ощутил: сердце его не билось, легкие не работали, да их, в общем, и не было, они давно истлели. Вернону с нестерпимой жаждою захотелось сейчас же, сию минуту, взять в ладони голову ребенка и раздавить как орех, а затем окунуть лицо в эту теплую, сочащуюся мякоть. Он не сомневался, что это будет приятное ощущение. Но что-то мешало ему так поступить. Возможно, приказания, отданные черной девчонкой, все еще сковывали его волю, возможно, его раздражало присутствие людей – смутное намерение спрятаться, скрыться, уйти отсюда подальше делало его беспокойным. Покрепче ухватив ребенка, он прыгнул вниз. Сетка крякнула под неожиданным грузом, и с полдюжины веревок тут же порвались, но Вернон со своей ношей уже летел вниз, где на нижнем уровне была натянута еще одна паутина, не менее пыльная и не более пощаженная временем, чем первая. Под его весом сети лопались одна за другой; наконец он обеими ногами стал на землю. Чувствуя влагу, он безошибочно выбрал направление и несколькими ударами разнес стену сарая, пробив немалую брешь. Не более тридцати футов теперь отделяло его от камышей. Патрик смеялся от радости – новая забава пришлась ему по вкусу.

На углу стояла большая деревянная бочка – из тех, в которых доставляли для рабов солонину. Мистер Блэквилл придерживался той методы, что кормить негров следует соленой пищей, вызывающей сильную жажду, – чем больше жидкости выпьет черномазый, тем меньше сожрет пищи; следовательно, прямая экономия. Бочка была пуста. Кристаллики соли окаймляли ее внутренние дуги, словно седой мох или мелкие белые цветы. Вернон, руководствуясь какой-то случайной тенью мысли, мелькнувшей в его заплесневелом мозгу, посадил Патрика в бочку и, взвалив ее на плечи, побежал к протоке.

Негритянское воинство подоспело слишком поздно, и отблеск смоляных факелов осветил только смыкающиеся стебли камышей. Преследовать монстра в протоках не решились; Соломон принял решение дождаться рассвета, который был уж недалек: утренняя звезда взошла на востоке, а ночь посвежела, укутавшись молочной шалью; небо постепенно меняло цвет, и через какие-нибудь два часа стало бы достаточно светло, чтобы продолжить погоню. На всякий случай старик послал часть людей туда, где мостки пересекали протоку, хотя и не особо надеялся на успех. То, что он успел вытянуть из девчонки, вселило в него мрачные мысли: чудовище слишком сильно, чтобы бороться с ним как с человеком. К тому же у Соломона не было уверенности, что Бекки сможет вернуть его обратно.