Василий Щепетнёв - Чёрная земля (Вий, 20-й век)

Я вернулся к Чуне. Подожду у лагеря. Разбудили, однако, растревожили. Динозавра. Тиранозаурус Рекс. Он проснулся и всех сожрал. Господи, конечно, они же на кладбище рыли. Суеверия, темные страхи, они же здесь, рядышком, вот к старухе и вернулись.

И все же — где они?

Я заглянул в палатку, теперь внимательнее. Обычный студенческий бардак, помноженный на приволье. Раскиданная одежда, кроссовки, носки. Пара книг, лежавших на земле. В углу ящик с консервами, другой — с презентами от дяди Бена. Дядя Том и дядя Бен. Два мира, две судьбы. Шаршки — деревня контрастов.

Я вышел наружу, свежий воздух сразу стал милее и слаще. В другой палатке, такой же, стояли рядами ящики, на которых мелом было написаны номера — первый, второй, всего восемь. Все заколочены, кроме последнего. Я приоткрыл крышку. Склянки темного стекла, внутри — земля. Я вспомнил, что это за земля и поспешно положил склянку (пронумерованную, 2426) на место. Под ногами хрустнуло. Я наклонился. Несколько склянок валялись, раздавленные, осколки сверкали острыми краями. Вот это уже непорядок.

Три часа пополудни. Достав их кабины сверток с бутербродами, я присел в тени. Подожду до четырех, и поеду. День проходит зря. Жаль.

Черное пятно костра выглядело старым и холодным. Получается, сегодня они еду не готовили. И вчера тоже. Дожевывал свой бутерброд я безо всякого желания.

Трижды я заводил Чуню и ехал — наугад, туда, куда мог проехать — к Оленьему логу, к старому песчаному карьеру, к кабаньему болоту, но никого не нашел. Ни следа. Сквозь землю будто провалились.

К девяти часам стало ясно — нужно уезжать. Солнце вот-вот сядет, а в темноте мерять дороги — слишком даже для Чуни. Невольно, почти неосознанно я завернул в деревню, притормозил у избы.

— А я уже заждалась, забоялась, не пропал ли ты, милок, — старуха, сгорбившись под огромными узлами, поспешила навстречу. — Оно, конечно, день, а боязно.

— Ты, бабуся, кошку можешь в кабину взять, а кур своих — в кузов.

— Непоседы они у меня. Выскочат.

— Ничего, мы привяжем, привяжем, — укладывая старухины пожитки, я недоумевал, зачем это делаю. Старая пионерская закваска сказывается?

Кошка покойно сидела на старухиных коленях; та гладила ее по лысенькой голове, отчего кошка урчала едва ли не громче стосильного мотора Чуни.

По пути я все смотрел, не покажутся ли пропащие. Дела им другого нет, чтобы от меня прятаться.

— И не гляди, не время еще. Девять дён не прошло.

— А сколько прошло? — догадался спросить я.

— Четвертого дня, как случилось. Я не видела, слыхала только.

— Что слыхала?

— А ничего. Пошумели немного, покричали, и все. Я ж говорила…

Мне не хотелось вновь заводить бессмысленный разговор, и я сосредоточился на дороге. Она в том нуждалась. Низкое солнце наводнило ее тенями, скрадывающими ямы и выбоины. Нужно заботиться о пассажирах — старушке, кошке и двух курицах, не растрясти.

Глушицы показались уже в сумерках.

— Успели, — с видимым облегчением выдохнула старушка.

— Конечно, успели, — успокоил ее я. — Где дочка живет?

— А по Советской улице, двадцатый номер будет ее, — старушка неопределенно показала рукой.

По счастью, улицу не переименовали, да и встречные охотно показали дорогу. У двадцатого дома я остановился.

— Приехали, бабуся.

Та споро выскочила из кабины и засеменила к воротам. Охи и ахи, голоса хозяев были не больно довольными, однако у меня отлегло от сердца. Я боялся, что нет никакой дочки, и что тогда мне делать со старухой?

Освободившись от пары кур и нехитрых пожиток, я ехал уже почти по настоящей дороге. Домой, домой. На время сегодняшние события отступили, я был просто усталым, раздраженным человеком, спешащим поскорее добраться до родимого очага. Отупело и машинально я крутил баранку, и опомнился лишь заметив, что стрелка спидометра миновала цифру сто. Недолго и на столб наткнуться, или на инспектора ГАИ. Сбросив скорость до положенных семидесяти, я попытался привести чувства в порядок. Не получалось. Голова отказывалась воспринимать увиденное. Или не увиденное, ведь ничего особенного я не узнал. Только одно — практикантов на месте нет.

Решив не пороть горячку, я сначала поухаживал за Чуней, потом плотно поел, хотя на ночь и не советуют, и только затем позвонил дяде Ивану. Если я надеялся, что Петька сотоварищи благополучно добрался и без меня, то ошибся. Дядя Иван выслушал мое сообщение, посопел в трубку, и, наконец, ответил:

— Спасибо, что позвонил. Завтра с утра я справлюсь в университете и все такое.