Василий Щепетнёв - Чёрная земля (Вий, 20-й век)

Я побродил между рядов могил. Большинство — самые скромные, но встречались и мраморные плиты, настоящего мрамора, не крошки. Правда, старые, еще дореволюционные. Как не украли? Народ нынче ушлый, все украдет, все продаст. Видно, не пронюхали, деревенька скромная и уж больно далекая. Очередь не дошла.

Запах от потревоженных могил мне претил, и я поспешил покинуть кладбище. Куда все же они подевались?

Я решил съездить в саму деревеньку. Вблизи она производила еще более удручающее впечатление: некрашеные, нечиненые дома, косо врастающие в землю, отсутствие обычной живности — кур там, уток, коз, да просто отсутствие людей.

Окна и двери заколочены кое-как, больше для порядку. Большинство досок и с самого начала были траченными, трухлявыми, а сейчас и вовсе ни на что не годились. Отдирать их от дверей я, конечно, не стал, но тоски они поприбавили.

Наконец, попалась изба жилая. Две курицы разгребали что-то во дворе, и вся скотина. Нет, еще кошка — она сидела на порожке, словно следила — за мной, курами, просто за жизнью. Серенькая, с темными полосами и невзрачной шерсткой, таких по округе на дюжину тринадцать. Порода среднерусская обыкновенная. Подкупает у таких кошечек морда. Просто не морда, а лицо.

Я долго разглядывал и двор и кошку лишь потому, что не хотелось стучать в дверь, беспокоить. Беспокоить не хозяина — себя. До сих пор ничего особенного не произошло — ну, нет ребят, бывает. Отошли на новое место, образцы взять, а с отъездом решили повременить. Что меня не предупредили, так впервой разве сталкиваться с человеческой необязательностью?

Занавеска крохотного окошка качнулась. Смотрят на меня, стало быть. Теперь медлить просто невежливо.

Я легонько постучал в дверь. В таких старых домишках они все разные, особенные. По себе делались, и ширина, и высота, сразу можно было узнать и стать хозяина, и достаток. Эта дверь говорила только о старости.

Брякнула щеколда, дверь открылась полностью, как знакомому, а не на четверть, как чужому.

Старушка действительно была в годах, лет семидесяти, но живая, бодрая.

— Тебе кого, милок?

— Узнать хочу. Тут студенты на практике, я их забрать должен, в город отвезти. А их нет. Не скажите, где могут быть?

— Эти, что кладбище рыли?

— Ну, не знаю. Наверное. Рыли что-то. Я водитель, мое дело — привез, отвез, — стало неловко, и я начал оправдываться. Но старуха, похоже, не сердилась. Она — боялась.

— Я им говорила. Упреждала. Кто слушает. Силы моей на них нет, власти нет. Делали, как хотели, бумага ум заменила.

— Я что-то не понимаю…

— То не страшно. Не понимаешь — отойди, подумай. Людей спроси.

— Я и спрашиваю. Где они, студенты?

— Так разве я знаю? Разбудили они его, подняли. Я говорила, что им. Словно глухие, незрячие.

— Кто — они?

— Студенты, кто же. И начальник. Бойкие, торопились.

— А разбудили кого?

— Его. Что лежал…

За два года я начал привыкать торопиться медленно. Чаще всего старики непонятны потому, что их не хотят понять. Но сегодня терпение мое не казалось особенно стойким. Может быть, потому, что я начал волноваться.

— Значит, он лежал, а они его подняли?

— Растревожили.

— И что, они вместе куда-то пошли?

— Нет. Он пришел за ними.

— Ну хорошо, пришел, а дальше?

— А дальше для них ничего больше нет.

— Почему?

— Он их всех оборол.

— Оборол?

— И оборотил. Нет их больше. И не ищи, — она беззвучно пошевелила губами, будто хотела добавить что-то, но не решалась вслух.

— Искать я должен. Мне ж в город их доставить нужно.

— Не ищи. Неровен час — найдешь. Они ведь здесь где-то. Рядом.

— Вот-вот. Где, скажите, да я пойду.

— А найдешь — не узнаешь, — старуха меня не слышала. — Девять дней минует, тогда можно. Если среди них не будет другого…

Вся эта невнятица говорила об одном — старуха выжила из ума. Такое случается.

— А еще кто в деревне живет?

— Никого, милок. Нету больше деревни, кончились Шаршки.

— Ну, хоть в какой стороне искать-то? — спросил я для очистки совести.

— Негодный ты искать. Сейчас негодный, — добавила она, не желая огорчать вконец.

— Негодный, — согласился я и пошел прочь.

— Эй, милок! — кликнула она вслед.

— Да? — без особой надежды повернулся я.

— Ты меня до дочки не отвезешь, милок?

— До дочки?

— В Глушицы. По пути тебе.

— Найду ребят, тогда посмотрим.

— До дочки, — повторила она.

Я все-таки прошелся по деревне. Старуха не обманула — никого найти не удалось. Запустение. Можно дом купить, и жить робинзоном. Два-три года назад просили за такой тридцать тысяч долларов, пятьдесят, у кого фантазии больше. Съест-то он съест, да кто ж ему даст…