Клайв Баркер - Тьма

– Роджер, мы чертовски рады, что на этот раз вы согласились полететь с нами, – сказал Колвину Монтгомери. – Здорово, что вся наша команда снова вместе. Как в прежние дни.

Монтгомери улыбнулся. Трое других пассажиров приветственно подняли рюмки. Колвин пробежался по клавишам своего калькулятора, лежащего на коленях, и пригубил водки. Потом глотнул воздуха и закрыл глаза. Он боялся высоты. Всегда боялся. В шестилетием возрасте, играя в сарае, он забрался на чердак и сам не заметил, как вывалился из окошка. Время растянулось до бесконечности, и он падал, падал, падал – прямо на торчащие зубья вил… Он упал, полумертвый от страха, уткнувшись щекой и правым глазом в солому. До ближайшего стального зуба было всего три дюйма.

– Компания настроена увидеть лучшие времена, – сказал Ларри Миллер. – Хватит того, что нас два с половиной года полоскали в прессе. Жду не дождусь завтрашнего пуска. И тогда все закрутится опять.

– Вот это правильно! – подхватил Том Уэйсткотт.

Чувствовалось, Том успел изрядно приложиться, хотя время еще не перевалило за полдень.

Колвин открыл глаза и улыбнулся. На борту самолета (вместе с ним) находилось четверо вице-президентов. Уэйсткотт по-прежнему оставался лишь руководителем проекта. Колвин прижался щекой к иллюминатору и стал смотреть, как внизу быстро удаляется залив Кейп-Код. Он прикинул высоту: должно быть, одиннадцать или двенадцать тысяч футов. И это еще не потолок.

Колвин представил небоскреб высотой в девять миль. Представил, как в холле, самого последнего этажа он вызовет лифт и войдет в кабину с прозрачным полом. Шахта уходит вниз на четыре тысячи шестьсот этажей, и каждый отмечен несколькими галогеновыми лампами. Цепочки параллельных огней делаются все тоньше и теряются в темноте.

Потолок кабины тоже прозрачный. Вскоре после начала спуска Колвин увидит, как лопнули и оборвались лифтовые тросы. Кабина полетит вниз. Он упадет на пол, напрасно хватаясь за стены, которые станут такими же скользкими, как и прозрачный пол Мимо него стремительно понесутся цепочки шахтовых огней, а внизу, в нескольких милях, уже станет различимо дно шахты – пока еще крошечная голубая бетонная площадочка. С каждым пролетаемым футом и ярдом она будет неумолимо увеличиваться в размерах. Колвин знал: ему останется жить около трех минут, прежде чем кабина с громадной силой ударится о дно и расплющится вместе со своим единственным пассажиром. Он будет кричать, выбрасывая слюну, и ее комочки будут плавать в воздухе, падая с той же скоростью… Огни стремительно проносятся мимо, и так же стремительно увеличивается голубой квадрат дна.

Колвин сделал еще глоток, затем поставил рюмку в круглое углубление на широком подлокотнике кресла и снова застучал по клавишам своего калькулятора.

Там, где действует сила гравитации, падающие объекты подчиняются математическим законам – столь же точным, как векторы силы и скорость сгорания кумулятивных зарядов и различных видов твердого топлива, которые Колвин разрабатывал в течение двадцати лет. Но подобно тому, как кислород влияет на скорость горения, так и воздух контролирует скорость падающего тела. Предельная скорость зависит от атмосферного давления, распределения массы и площади поверхности в той же мере, в какой она зависит от гравитации.

Колвин прикрыл веки, будто собирался вздремнуть, и увидел то, что видел каждую ночь, безуспешно пытаясь заснуть… Белое облако, которое разрастается во все стороны. Это похоже на замедленную съемку слоисто-кучевых облаков на фоне синего неба, сделанную под углом и в условиях качки. Красновато-коричневая сердцевина пламени тетраоксида диазота, а внизу – едва видимый кусок носовой части ракеты. Он оторвался вместе с экипажным отсеком. Белые пушистые борозды – инверсия твердотопливного ракетного ускорителя – почти заслоняют его. Даже максимально увеличенные снимки не давали Колвину нужной деталировки. Герметичность экипажного отсека не пострадала: его лишь обожгло с правого бока, где полоснул взбесившийся ракетный ускоритель. Отсек оторвался и полетел вниз, увлекая за собой, словно пуповину и послед, обрывки проводов, кабелей, обломки фюзеляжа. Ранние снимки не показывали многих частей, но Колвин потом видел эти детали собственными глазами и даже трогал их, когда со дна безжалостного голубого океана было поднято все то, что удалось найти. Щербатая металлическая поверхность обломков успела плотно обрасти несколькими слоями крошечных ракушек. Колвин представил себе тьму и холод, ожидавшие в конце «падения с небес» тех, кто превратился в корм для рыбешек.