Маша Крамб - Наизнанку. Лондон

— Вот мама бы обрадовалась, что она уже трижды бабушка! Эреб, откуда у меня дети?

— Нельзя всё воспринимать буквально, — пояснил Хранитель, хитро щурясь из-под очков. — Видишь, как я ошибался с хаосом. «Хаос и мрак». Сложно было предположить, что ты не разрушение несёшь с собой. Слова могут быть очень обманчивы.

— Но что одно, что второе, вполне однозначны, — возразил Макс, который хоть и никогда бы в этом не признался, но загадки любил.

Эреб сел на любимого конька — просвещать молодёжь.

— Хаос — слово не такое простое, как кажется на первый взгляд. Когда-то давно оно означало лишь первичную материю. Неупорядоченную. Что, по сути, не хорошо и не плохо. Потом появлялись трактовки «бездна времени», «беспредельная ненасытность», даже «жажда знаний». Но все они со временем забылись. Я и сам их вспомнил только из-за пророчества. Когда стало понятно, что Соня запустила Окуляр, что он принял её, а ничего плохого не происходит…

— Да неужели? — съязвил комтур.

— Ты понимаешь, что я имею в виду!

— Макс, я не думаю, что он хотел как-то меня обидеть, — Соня выступила миротворцем.

— Я последний, кто когда-нибудь захочет тебя обидеть, — очень твёрдо, очень решительно. — И закрыли эту тему.

Что-то в Эребе менялось, когда он говорил про Соню. Что-то неуловимое, неявное. Но стоило ему сменить тему, как всё возвращалось на круги своя. Всё тот же Хранитель, известный каждому воспитаннику Ока с самого раннего детства.

— Так вот, когда я понял, что прямо сию секунду мир рушиться не намерен, я начал думать. И вспомнил, конечно. Был такой грек смешной. Комедии он писал, довольно своеобразные комедии, надо сказать. Ещё немного, и их можно было бы отнести к категории восемнадцать плюс.

Пока Эреба не унесло в лекцию по литературе, он поспешил вернуться к пророчеству.

— Так вот, в его теории хаос — это воздушное пространство между небом и землей. У Окуляра своеобразное чувство юмора. Я должен был догадаться, что он не стал бы говорить напрямую. А уж к скабрезностям у него всегда тяга была. Неудивительно, что он выбрал трактовку этого комедианта.

— А что с мраком? — Соня не успела спросить сама, брат оказался расторопнее.

Эреб бросил быстрый взгляд на Нокс. Показалось, что в глазах пушистой промелькнула настоящая человеческая боль. Но откуда? Не может быть. Хранитель отвернулся.

— Это непростой вопрос. В данном случае мрак — это твоя кровь. Тот самый необходимый Окуляру катализатор.

Замолчал.

— Моя кровь? — не поняла Соня. — Продолжай, пожалуйста!

Этот разговор давался Эребу совсем нелегко. Не хотел он его продолжать, никак не хотел.

Застонал Грей.

Макс не успел и головы повернуть, как Хранитель оказался над парнем.

— Где развилка?

Грей не мог и вдохнуть, так сильно Эреб схватил его за ворот.

— Я спрашиваю, где развилка? Виттор тебе не говорил. Ты откуда-то ещё знаешь. Где она?

Ужас и паника, это всё, на что сейчас был способен Грей. Он попытался помотать головой.

Неожиданно спокойно подошёл Макс. Положил руки на кулаки Эреба.

— Отпускай. Пусть скажет. Пусть. Отпускай уже.

Хранитель послушался. Ярость прошла. Плечи опустились, сгорбились. На пол рядом с Греем опустился дряхлый старик.

— Где развилка?

— Я не понимаю, о чём ты говоришь! — то ли прохрипел, то ли прокаркал раненный.

Вмешался Макс.

— Не важно, понимаешь или нет. Что-то ты знаешь. Окуляру виднее. И ты сейчас напряжешься и расскажешь всё, что знаешь. И что не знаешь, о чём только догадываешься, тоже расскажешь. Это понятно?

Маленькая теплая ладошка дотронулась до спины комтура.

— Макс, пожалуйста, мне очень важно. Он же теперь никуда не денется.

Отказать Соне после того, через что она прошла, было невозможно. Макс помог подняться Эребу, отвел его в угол, усадил. Соня устроилась рядом с Греем.

— За что ты со мной так?

В мутных серых глазах не осталось и намёка на былые чувства. Или их и не было никогда? На Соню смотрел абсолютно чужой человек.

— Ты должна была выпустить меня на свободу.

Макс бежал по коридорам штаб-квартиры. Скорее, скорее добраться до дяди и всё ему рассказать. Маленький кулачок крепко сжимал вороново перо.

Он влетел в кабинет без стука. Старейший нахмурился, собрался уже отчитать сорванца. Но увидев, как сияют его глаза, как бережно он прижимает к груди перо, как не терпится поделиться своей жутко важной новостью, Виттор поманил Макса к себе, усадил на колени и принялся слушать.