Роберт МакКаммон - Час волка

– Полковник Блок мертв.

– Да, я тоже бы покончил самоубийством, если бы испортил дело так, как он! – Гитлер встал. Лицо его покраснело и выглядело увлаж– нившимся.– Мне бы следовало знать, что нельзя поручать ему ничего от– ветственного! Он был неудачником, притворявшимся удачливым. Мир полон такими!

Боюсь, что полна ими в основном Германия,– сказал фельдмаршал про себя.

– Когда я думаю про время и деньги, затраченные на этот план, меня трясет лихорадка! – Гитлер вышел из-за стола.– Итак, Блок распо– рядился собственной жизнью, так? Как же это произошло? Таблетки или пистолет?

– Э…– Борман чуть не сказал – пропеллер. Но сказать фюреру, что произошло на самом деле, воистину значило открыть банку с червя– ми. Тут и немецкое Сопротивление, эти вонючие свиньи, и тайные аген– ты, каким-то образом уничтожившие весь карнаген. И неприлично выгля– девшее дело Чесны ван Дорн тоже. Нет, нет! Самое лучшее оставить рас– сказ таким, каким его поведали: армия бомбардировщиков разбомбила на острове Скарпа склад топлива и боеприпасов, от взрыва которых были уничтожены химические реагенты. Фюреру в эти тревожные времена есть еще о чем беспокоиться, не только о действительности.– Пистолет,– от– ветил он.

– Ну, это сэкономило нам пулю, так ведь? Но все это время и уси– лия потеряны напрасно! За такие деньги можно было изобрести пушку для стрельбы по солнцу! Но нет, нет – Блок и его заговорщики должны были отговорить меня от этого! Я – слишком доверчив, вот в чем проблема! Мартин, я думаю, что, в конце концов, этот человек, возможно, работал на британцев!

Борман пожал плечами. Иногда лучше было позволить ему верить в то, во что ему хотелось. Так с ним было легче общаться.

– Мой фюрер,– фельдмаршал показал на карты Нормандии.– Если бы вы могли, пожалуйста, обратить ваше внимание к текущей ситуации, вы бы увидели, что здесь британцы и канадцы продвигаются к Касне.– Там,– он коснулся другого участка на карте,– американские войска движутся к Карентану. Наши войска слишком растянуты по всему фронту, и потому не способны справиться с обеими проблемами. Не могу ли я спросить вашего мнения по вопросу: какими дивизиями перекрыть эту угрозу?

Гитлер ничего не сказал. Он стоял, упершись взглядом не в карты, на которых демонстрировалась борьба не на жизнь, а на смерть, а в свою коллекцию акварелей, на которых крались воображаемые волки.

– Мой фюрер,– настаивал фельдмаршал.– Что же нам делать?

На лице фюрера дрогнула жилка. Он отвернулся от рисунков, подо– шел к столу и выдвинул верхний ящик. Полез в него, и рука его извлек– ла нож для разрезания конвертов.

Он прошел назад к рисункам, глаза его остекленели, походка стала как у лунатика, и пронзил лезвием первый рисунок, разодрал сюжет с сельским домиком сверху донизу, а с ним и волка, спрятавшегося в те– ни. Лезвие проткнуло вторую акварель – с горным потоком и волком, кравшимся за скалой.

– Ложь,– шептал Гитлер, раздирая холсты.– Ложь и обман.

– Мой фюрер? – спросил фельдмаршал, но ответа не было.

Мартин Борман отвернулся и отошел, встав у окна, выходившего на Тысячелетний Рейх.

Лезвие раздирало третий рисунок, на котором волк спрятался среди лужайки с белыми эдельвейсами.

– Все – ложь,– сказал человек, голос его был напряженным.

Лезвие ходило туда и сюда, клочья холста падали на начищенные ботинки.

– Ложь, ложь, ложь…

Вдалеке завыла сирена противовоздушной обороны. Ее вой вибриро– вал над разбитым городом, затуманенным пылью и дымом от предыдущих бомбовых налетов. С востока надвигалась ночь.

Гитлер уронил нож на ковер. Зажал ладонями уши.

Край города осветила бомба. Борман приложил к глазам руку, чтобы эта вспышка не мешала ему смотреть. Пока Гитлер стоял, дрожа, над ос– танками своих видений, валяющимися у него под ногами, фельдмаршал прикрывал рот ладонью, сдерживая в себе крик.

Колокола Биг-Бена вызванивали одиннадцать часов. Майкл Галатин размышлял, что кое-где это время известно как час волка. В данном случае, однако, это было одиннадцать часов солнечного утра середины июня, и даже волку надо было быть осторожным с лондонским уличным движением.

Он наблюдал за этим движением из окна, выходящего на Даунинг– стрит; автомобили двигались по набережным Темзы, вливаясь в водоворот Трафальгарской площади. Он чувствовал себя свежим и оживленным. Так было всегда после встречи со смертью и ее поражения, по крайней мере на какое-то время. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и го– лубого рисунка галстук, а под одеждой у него ребра были стянуты лей– копластырем. Рана на ладони была еще забинтована, а бедро причиняло боль, но он был в порядке. Он опять будет бегать, так же, как всегда.