Юрий Моренис - Охота на вампиров

Ал смело распахнул заднюю дверь «таратайки», схватил чуду-юду за задние лапы и выдернул на улицу.

— Что, Монах? Получил свое?

Тварь дернулась и тихо заскулила. Она казалась меньше самого Монаха ростом, но, памятуя о страшных когтях, он схватил животное за воротник куртки и приподнял. Никакого сопротивления, в руках безвольно болтался мохнатый курдюк. Без долгих размышлений Ал поволок его к дому. Анна стояла на пороге и с омерзением крикнула:

— Бр-р-р… Ты его в сарайку тащи! Там поленница. В сараюшке тоже горел свет. Не яркий, но горел. Ал впихнул туда Монаха. От него несло ужасом, как дурным потом. Ничего, убогий, не соображал…

Ал снял с одной лапы наручник и приковал его, предварительно проверив на прочность, к металлической стойке, поддерживающей поленницу дров.

Хоть усадьба и была электрифицирована, но в доме на всякий случай имелась печка, а во дворе — уютная банька. Дровишек же было на одну треть сарая. Но и для заготовки еще рановато…

Волосатый Монах распластался по земле. Одна лапа висела, прикованная к стойке, другая даже не шевелилась. Ал наступил на нее, нагнулся, сграбастал пучок шерсти на загривке и повернул морду зверя к себе.

На него смотрело жалкое, затравленное существо. В нем почти ничего не осталось от когда-то свирепого Коли — Монаха. Конечно, что-то еще напоминало человека, но скорее он походил на волка в мультфильме «Ну, погоди!».

— Господи Боже ты мой! — послышалось сзади. — Оборотень.

— Не смотри на него, Аня. Ступай в дом.

— Я тут харчей в миске принесла.

— Оставь. Сейчас буду.

— Руки потом вымой.

— Само собой…

Она ушла так же неслышно, как и появилась. Поступь охотницы.

Ал продолжал любоваться Монахом. Он и человеком не вызывал восхищения. Сутулый и угрюмый, он нес в себе опасность, и даже в толпе вокруг него образовывалась пустота. Не разум, но инстинкты преобладали в нем. Может, потому так быстро превратился в зверя. Но теперь, будучи зверем, он, как ни странно, казался забавным и смешным.

— Что, Монашек? Чего глазки вылупил, скотинка? Сожрать мальчика хочешь?

Но он и не думал кушать Ала. В его волчьих глазах застыли робость и мольба. Ему было больно! Уж слишком шибко тянул его за гриву. Отпустил…

Он давай тереться о руку Ала. Представляете, тереться?! Ал пощекотал его за ухом, Монах мяукнул и заурчал… Ну и гадость!

Ал сошел с его лапы и отодвинулся. Вот так смех! Оборотень, одетый, как Ал, в кожаную куртку, футболку и цивильные летние брюки, и впрямь выглядел уморительно. Как не захохотать? Ал подвинул ему ногой миску с мясом и вышел из сарая.

Аня уже была в доме, потому он с чистой совестью проблевался.

Вода закачивалась в дом электрическим насосом. Дед в свое время утеплил чердак и поставил там бак. Так что все удобства цивилизованной жизни наличествовали: и умывальник, и душ (несмотря на баньку во дворе), и даже туалет. Ал умылся, более-менее привел себя в порядок и прошел в комнату.

Тут душа его и возрадовалась.

Стол не то чтоб ломился от яств, но всего казалось предостаточно. Среди грибочков, салатов, моченой брусники и клюквы под сахаром языческой башенкой возвышалась бутылка водки, а рядом православным куполом пузатился графинчик с домашней настойкой. Ал невольно усмехнулся.

При всем своем пиратском образе жизни Ал не пил и не курил. Не в том смысле, что мол, святой или дал обет, нет, ему эти зелья по фигу. Не брали они его и не приносили ни пользы, ни вреда. Думаете, он отказался бы от куража? Отнюдь. Но почему-то любой алкоголь в нем превращался в простую водичку. Сколько он выигрывал споров и бабок, выпивая пузырь, два, три, не хмелея и улыбаясь. А как выручали его эти способности, когда партнеры назюзюкивались до поросячьего визга!..

— Ты смотри, улыбается! У меня до сих пор мороз по коже, а он цветет…

— Такому столу — и не радоваться? Так есть хочу, что ничего не волнует… — Ал повернулся к хозяйке и ахнул. — Вот это да!

Перед ним стояла не лесничиха, а царственная особа. На Анне было строгое черное платье, поверх которого лежал ослепительный воротничок из вологодских кружев. Заячьи тапки сменили черные лаковые туфли с переливающейся пряжкой. Огненные волосы, собранные в замысловатую прическу, открывали длинную загорелую шею. И вся она как бы светилась изнутри золотистым веселым пламенем.

Будет она рассказывать, что перепугалась Монаха!.. Пока Ал с ним возился, гляньте, в какую великосветскую даму обернулась. И для кого? Для Ала? Заблудившегося грибника с почти одомашненным чудовищем…