Роберт МакКаммон - Моё!

Лаура встала, готовая пригнуться, если заметит движение. Она заглянула в машину, увидела мешанину вещей после путешествия Мэри, учуяла запах пота, мочи и испачканных памперсов.

Лаура прошла мимо «чероки», следуя по грунтовой дороге. Она шла медленно, осторожным шагом, ее чувства были обострены до предела и ловили любой намек на засаду. Волосы на шее шевелились мурашками, запах соли стоял у нее в ноздрях. Грохот прибоя становился сильнее.

А затем лес расступился в обе стороны, и перед ней стоял дом, глядящий на Тихий океан, и изгрызенные его волнами скалы.

Это был двухэтажный деревянный дом с остроконечной крышей, балюстрадой со сломанными перилами и широкой верандой, охватывающей нижний этаж. К ступеням крыльца вела заросшая бурьяном дорожка из камней.

Когда-то этот дом мог быть красивым – но очень давно. Теперь он уже не подлежал ремонту. Соленый бриз и брызги Тихого океана давным-давно съели краску. Дом был темно-серым, стены покрылись зеленым мхом и лишайником цвета пепла. Что-то похожее на рак поразило древесину, прорастило щупальца и дало метастазы по всем стенам. Часть опор веранды рухнула, пол просел. Приложили свою руку и вандалы: все окна были разбиты и надписи, нанесенные краской из баллончиков, извивались среди лишайников яркими колючими лозами.

Лаура направилась к крыльцу. Вторая ступенька была сломана, и четвертая тоже. Лаура взялась за перила, и ее рука увязла в сгнившем дереве. Входной двери не было.. Сразу за порогом была дыра в полу, которая вполне могла быть следом ботинка Мэри. Лаура зашла внутрь, ее встретил густой запах соленой воды и внутренние стены, темные от наростов. Мох свисал с потолка гирляндами. Украшение к приезду хозяина, подумала Лаура. Она двинулась к лестнице, и ее нога провалилась в пол, как в серую жижу. Она вытянула ногу, и маленькие черные жучки торопливо хлынули из дыры. Первая ступенька лестницы отвалилась. И многие другие тоже. Дом сгнил до самой сердцевины и стены готовы были рухнуть.

– Я знаю, что ты здесь! – крикнула Лаура. Насыщенные влагой стены приглушали ее голос. – Отдай моего ребенка! Я тебе его не оставлю, и ты это теперь знаешь!

Тишина. Только гром прибоя и звук падающих капель.

– Выходи, Мэри! Я найду тебя рано или поздно!

Нет ответа. Что, если она его убила? О Господи, что, если она убила его там, во Фристоуне, и вот почему полицейские…

Она одернула себя, чтобы не спятить. И осторожно прошла в другую комнату. Эркеры, давно разбитые, открывали величественный вид на океан. Были видны волны, обрушивающиеся на скалы, высоко взлетающая пена. Туман, безмолвный разрушитель, просачивался в дом. На проваленных половицах лежали пивные банки, сигаретные окурки и пустая бутылка из-под рома.

Лаура услышала звук, который сперва приняла за крик чайки на ветру.

Нет, нет. У нее подпрыгнуло сердце. Это был плач ребенка. Откуда-то сверху. Слезы жгли ей глаза, и она чуть не всхлипнула от облегчения. Дэвид все еще жив.

Но чтобы взять его, надо подняться по лестнице.

Лаура стала подниматься, перешагивая через сломанные ступени. Дэвид продолжал плакать. Звук то спадал, то опять становился сильнее. «Он устал, – подумала она. – Устал и голоден». Руки тосковали по нему до боли. Осторожно, осторожно! Лестница дрожала под ее весом, как, должно быть, дрожала под весом Мэри Террор. Она поднималась в сумрак, мох поблескивал на стенах, и она поднялась на второй этаж.

Это был лабиринт комнат, но ее вел плач Дэвида. Ее правая нога опять провалилась в пол, и она чуть не упала на колени. На этом втором этаже почти весь пол уже рухнул, а оставшиеся доски разбухли и просели. Лаура обходила окаймленные гнилью кратеры, где кишели черные жуки, и следовала на звук голоса своего ребенка.

Мэри могла быть где угодно. Таиться за углом, стоять во тьме, поджидая ее. Лаура продолжала двигаться осторожно, шаг за шагом, готовая в любой момент увидеть в дверях мощный силуэт. Но Мэри не было и следа, и наконец Лаура вошла в комнату, где был ее сын.

Он был не один.

Мэри Террор стояла в дальнем углу комнаты, лицом к двери. Она держала Дэвида на согнутой левой руке, а в правой был револьвер, прижатый к голове ребенка.

– Ты нашла меня, – сказала Мэри. Улыбка пробежала по ее лицу, сведенному безумием. Глаза ее были пылающими дырами, горошины пота сверкали на ее коже волдырями. Пятно крови и гноя просочилось сквозь штанину джинсов.

У Лауры встали дыбом волосы. Она видела запекшуюся кровь на свитере Мэри и на значке-»улыбке». Курок револьвера был уже взведен.