Иннокентий Соколов - Бог из глины

Она отвела взгляд.

(Да он издевается над тобой. Сраный молокосос — он словно знает, что происходит после того, как сон проникает в явь, и Сонька-дремка навевает сладкие, или не очень, сны)

Сергей улыбнулся, обнажив зубы. Этот день ознаменовался чередой маленьких побед, на пути к успеху, и кто знает, что там, за алой чертой…

Потом все разошлись по комнатам, и Мария Сергеевна с опаской тронула выключатель, ощущая, как вместе с темнотой приходит незнакомое доселе чувство опасности…

Надежда уснула первой, а Сергей еще некоторое время ворочался, устраиваясь удобнее. Что-то беспокоило его, — не иначе, ожидание перемен.

(Отличных перемен, Сереженька…)

Он лежал, вслушиваясь в темноту. Часы, что стояли на шкафу тихонько тикали, отмеряя мгновения, приближая полночь. Самое время, чтобы слышать…

(Колокольчики, их звон — резкий, сбивающий с ног…)

…как тихонько сопит жена, прижимаясь к тебе своим теплым, некогда желанным телом. Как храпит тесть, в зале, забывшись на неудобном, проваленном диване. Как в библиотеке ворочается теща, которой должно быть снится что-то неприятное.

Это особое время. Когда день ушел, и еще не скоро наступит утро. Время считать мгновения, проваливаясь в сон, уходя в другую реальность, так непохожую на эту.

Время уходить в туман сновидений.

Брести по колено в мутной воде, покрытой тонкой пленкой небытия, слушая тихий звон.

(Так звенят колокольчики, висящие на двери)

Ты привык слушать их, так давай, раскрой свои уши, парнишка!

Колокольчики, наполнили смыслом окружающую мглу, их звон, казалось, растянулся во времени, словно играла заезженная пластинка, которую пустили с замедленной скоростью. Вспышки света, кадры, вырезанные из старой фотопленки жизни. Вот мама, протягивает торт, с двенадцатью свечками, под шум и радостный смех друзей, сидящих рядом за столом. Сейчас они допьют крем-соду и веселой гурьбой вывалятся на улицу лепить снежную бабу, и строить крепость. Сейчас, вот только чуть-чуть.

Звонкая тишина, наполненная ожиданием, и…

Первый звонок, ученик держит на руках первоклассницу с большим, перевязанным красной лентой, колокольчиком. Серьезные лица учителей, цветы, родители стоящие сзади. Солнце отражается в больших, чистых стеклах школы. Он стоит среди своих будущих одноклассников, переполняясь гордостью, оттого, что ему уже целых семь лет, и теперь он имеет полное право носить школьную форму, купленную мамой, еще весной…

Падение в пропасть, ядовитые испарения, клубящиеся где-то на дне. Гниловатый запах сырости. И ОНО, поджидающее малыша в чулане, за дверью, чтобы с удовольствием вонзить свои зубы в податливую детскую плоть.

Жара. Сухая солома пахнет пылью. Под ногами обрывки газет и птичий помет. На чердаке нет никого, только он и она.

— Хочешь я тебя поцелую? — и, не дожидаясь ответа, неумело касается своими прохладными губами его лица. Неожиданно он подставляет свои губы навстречу, окаменев от стыда, чувствуя, что еще немного и сгорит в сладостном поцелуе.

(Что-то будет, ты знаешь, ты точно знаешь. Прислушайся, тихий шелест волн, который все ближе и ближе…)

Школьный выпускной. Ситро и мороженое для них, и отдельный стол для родителей. Ты пил шипучку, бросая хитрые взгляды, зная, что скоро весь класс пойдет встречать рассвет, а на речке, уже припрятаны десять бутылок водки, пара банок вина, и огромная бутыль мутного самогона, которую твой друг Сашка, стянул из погреба. Ты встретишь рассвет, а потом все утро проведешь возле унитаза, выворачивая душу наружу, и клянясь, что никогда больше не возьмешь в рот спиртное.

Тьма. Голодная тьма. Ты слышишь, как кто-то смеется мерзким, утробным голосом, приближаясь, все ближе и ближе. Еще чуть-чуть. Совсем немного.

Свет, крик, звон бьющейся посуды

— Я ненавижу тебя! Убирайся отсюда!

— Зайчик, ну я же не пил. Просто друга встретил, помнишь, я тебе про него рассказывал…

Голос, который ласково шепчет где-то за спиной.

— Прислушайся, это море…

Волны тихо ласкают пляж, накатываясь одна на другую. Все ближе. Солнце щекочет кожу. Крики чаек, и неясный гомон отдыхающих. Вечерний закат, сумрак…

Темнота спальни, ночник, еле освещающий комнату, ритмичные поскрипывания кровати.

— Ну давай же, Сереженька, давай. Быстрее, еще, еще…

Всхлип. Тяжелое дыхание. И первые, робкие касания вечерней прохлады.

Крик! Нежный ветерок с моря, усилился. Подул, срывая зонтики, сметая в кучу пляжные простыни, разбрасывая во все стороны клочья пены.