Иннокентий Соколов - Бог из глины

Вот оно уже совсем близко. Слышишь, как оно облизывается?

Чьи-то костлявые лапы шарят под одеялом, нащупывая добычу. Ты вздрагиваешь от омерзения, когда острые когти касаются твоего тела. Еще немного и…

Крик. Громкий, опустошающий. Ты кричишь так, что еще немного и потеряешь голос навсегда. В ушах начинает звенеть, и ты понимаешь, что глохнешь от собственного крика.

Чьи-то быстрые шаги — это существо пытается ускользнуть за спасительную дверцу, а, может быть, мама спешит в спальню, чтобы успокоить ребенка, которому приснился кошмар. Взрослые не верят в детские страхи. Когда-то они тоже были детьми, но не любят вспоминать об этом. Они пытаются отгородиться от блеклых воспоминаний работой или семьей, забыть, проклясть ту часть жизни, которая осталась где-то за порогом.

— Сереженька, все хорошо, мой маленький…

Ласковые мамины руки гладят, успокаивают, уносят из тьмы кошмарных сновидений, накрывая ласковыми касаниями сжатую от страха оболочку. Ты трясешься мелкой дрожью, выбивая зубами рваный ритм страха. Ты знаешь, что, как только тьма снова вступит в свои права, и стихнут мамины шаги, тихонько скрипнет дверца и оно, недовольно бурча, причмокивая глиняным ртом, начнет подбираться к твоей постели…

— Сереженька — оно кривляется, пытаясь подражать маминому голосу, пропуская сквозь мерзкую глотку такие родные, знакомые интонации.

Его шаги — ближе и ближе.

— Сережа, Сереженька… существо нетерпеливо, оно уже устало ждать. Ему хочется поскорее вонзить острые клыки в сочную мякоть.

Ты всхлипываешь, чувствуя, как острые спазмы пронзают грудь, не давая родиться крику. Тихонько подвывая от ужаса, ты сжимаешь кулаки, в ожидании своей участи.

Ближе. Еще…

Вот оно уже рядом, шарит под одеялом.

— Поваляюсь в косточках. Они сочные, сладкие… М-мммм.

Существо пускает слюни — оно голодно.

Ты вдыхаешь воздух, и понимаешь, что не можешь выдохнуть обратно. Тьма накрывает с головой и швыряет далеко за пределы возможного…

Картинка мутнеет, пропадает. Детская рука сминает ее и зашвыривает как можно дальше, чтобы никогда не возвращаться к прошлому. Плохому прошлому — страшному детству.

Ты просыпаешься…

Утро.

Начало нового дня, концом которого будет ночь. Длинная. Бесконечно долгая ночь.

Луна, заглядывающая в окно. Тьма…

И существо.

То, чего ты боишься больше всего.

То, что ожидает тебя за поворотом.

То, что живет в тебе, занимая часть рассудка.

То, что живет за дверкой шкафа.

То, что приходит к тебе каждую ночь…

Глиняный бог, живущий в подвале. Существа, замурованные в толще стен. Рваные тени, косо смотрящие в разные стороны. Тонкий серебряный писк козодоя. Музыка дождя — цвет смерти…

День и ночь. Свет и тьма. Две половинки разума, которые не могут соединиться в одно целое. Детские страхи и надежды. Тонкие стенки, которые ты возводишь одну за другой, чтобы отгородить прошлое. Похоронить его. Закопать.

Сережка старался не спрашивать, куда делся отец. А мама никогда не заводила первой разговор на эту тему, и всякий раз, когда речь заходила за непутевого супруга, она вздрагивала и переводила разговор в другое русло.

А потом Сережка вырос и благополучно забыл об этих картинках. Остались только колокольчики, которые звонили, не часто, нет — только тогда когда это было необходимо. Но когда они звонили (о, когда они звонили…), это означало только одно…

(Смерть малыш скалится гнилой улыбкой, мечтая заполучить тебя в костлявые объятия)

… что-то плохое будет, парень, очень плохое. Если не с тобой, то с теми, кого ты хорошо знаешь.

И осталось существо, которое приходило в гости, пытаясь поймать Сережку.

Оно пропадало, иногда забывая про него на долгие месяцы счастья, чтобы вернуться потом, как возвращаются дождливая осень, сменяя жаркое лето.

Существо пропало после того, как Сережка оказал деду небольшую услугу. А может быть, виновато было в том ушедшее детство, кто знает. Он вырос и решил, что сможет забыть детские страхи, даже не догадываясь о том, что существо никуда не пропало, оно лишь затаилось на время, поджидая удобный момент…

Тещу уложили спать в библиотеке. Диван оказался жестковат для ее грузного тела. Тесть согласился переночевать в зале.

Мария Сергеевна некоторое время ворочалась на пружинной кровати, потом словно провалилась в темноту. Мягкое гудение газового обогревателя затащило в сонную страну зимних грез.