Зоя Туманова: Пока горит свеча

— В мастерскую сносить! А так — машинка хоть куда…

Часы, в самом деле, глянулись ему — огромные, в духе «ретро», цифры римские, стрелки с узорчиком…

— Что, понравились? Может, махнемся? Надоело стрелки переводить…

Снова застучало в голове: вот как нынче, культурненько, не «Давай котлы, фраер!», а подсовывают тебе обмен, туфту неходячую, а то и просто корпус без механизма, ну и ладно, все равно часы пора менять, у всех в отделе электронные, ладно что не куртку — моя-то кожаная…

Вслух же Борис сказал, с усмешечкой, небрежно:

— Давай — для смеху…

И вот уже у него на ладони — тяжесть металла, хранящего тепло чужой руки.

Борис машинально глянул на циферблат: половина одиннадцатого. Как же это?

…Что-то стронулось в голове, поплыло. Оранжевые круги на черном, мерцают, крутятся…

Вот что бывает, когда вдруг увидишь знакомый «жигуль» у знакомого подъезда.

Поздновато — для визита. А этому — не поздно?

Тяжко ухнула дверь подъезда — лифт где-то вверху, пока дождешься этой черепахи, — бегом, разрядник!

Лестница отскакивала от подошв, на площадке пятого, уже в белом накале, втер кнопку звонка в стену, держал не отпуская.

Леонид открыл — отшатнулся. На перекошенной физиономии ясно читалось: «Принесло тебя!», вслух же прозвучало кислое:

— Поздненько…

— Не поздней тебя.

— Я тут уже давно.

— Я тут давнее…

— Слушай, бывают ситуации, когда третий должен уйти…

— Вот и уходи…

— У нас решающий разговор, она согласна…

— Еще поглядим, — Борис, взявшись за Ленькино плечо, хотел его передвинуть, как шкаф, тот неожиданно уперся…

Скрипнула дверь. Лидия с порога уяснила ситуацию и вмиг приняла решение:

— Леня, спасибо за книгу, в среду занесу…

Была еще какая-то суета, разговоры, все — мимо, мимо…

Она, только она, такая же — и в чем-то неуловимо другая, — похудела, прическу изменила? — со строгим, ожидающим взглядом, и эта тишина в квартире, и все зависит от него, от его слов — или ничего не зависит?

…Упреки, обвинения и извинения, и горький, терпкий вкус обиды, и жалкие слова, и злые слова — словно буря трясла обоих, и теплая тяжесть рук вокруг шеи, ее волосы, щекочущие прикрытые веки, и сердце бьется где-то у горла, нестерпимо, ликуя, трепыхаясь, на разрыв, и одна мысль, поглотившая все, — успел! Успел!

— Боря, по-моему, ты опаздываешь на конференцию…

— Мама, по-моему, в последние десять лет я сам знаю, что мне делать…

Замолчала круто, обиженно, неслышно сновала по квартире, что-то переставляя, перекладывая… Кликнула Томку, собака, ошарашенная радостью внеочередной прогулки, подметала хвостом пол в прихожей… ушли.

Распространенное заблуждение стариков — будто они все знают и все предвидят. Будто они — островки в бегучем потоке времени.

А время бежит, бежит, все меняя. Кажется, давно ли — пепелил взглядом телефон, ждал чуда-звонка? А теперь — тому же телефону — мысленный приказ: молчи! Нишкни! Вроде и нет тебя!

И отключить нельзя, и трубку положить нельзя, шеф, словно собачку на цепочку, посадил: «Я буду звонить, возможно, вы мне еще понадобитесь…»

Очень, очень возможно. В последних работах половина расчетов — его, Бориса. Но кто про то знает? Для всех это Прохоров, ого! И когда собственная защита еще зыблется в сиреневом тумане… Но разве им это объяснишь — Олегу, Витьке? Сохранился в них еще этот студенческий наив — «стучи в барабан и не бойся!»

Дррз! Тьфу! Дернулся, словно ошпаренный. Вот что значит — нервы на вздержку!

Ну, поори, поори… А если не брать трубку? Уже, мол, в пути.

А если это шеф — и действительно потребует, вызовет, займет, создаст несокрушимое алиби?

Все-таки это был Витька. Обрушился без предисловий:

— Ты что, околпел?

И дальше — открытым текстом…

— Крикун, ты хоть выслушай, — попробовал поговорить как с человеком, — ты же знаешь, мой старик…

— Не прячься за своего старика, он у тебя сухопаренький, твои собственные плечища — торчат… Ты что, хочешь, чтоб Олежку забодали при твоем блистательном неучастии? Ты же обещал, медуза!

— Ну, обещал, но мой старик…

— Да пошел ты со своим стариком!

— Я тебе все объясню, не кипи…

Начал и осекся: Лидия дома! И когда вошла, давно? Слышала?

Невозможно было придумывать, оправдываться под этим взглядом. Смотрит, как на букашку под стеклом, — с брезгливым любопытством.

Борис нажал на рычаг, пусть Витька подумает, что разъединило, перезванивать ему некогда, сейчас там начнется…