Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна

— Маша, что за слезы?

Акушерка — девушка лет двадцати пяти, серые глаза, чистое лицо, пухлые губы — с улыбкой смотрела на неё.

— Маму вспомнила. Она мне говорила, — не торопись, дочка, взрослеть. Потом обратно захочешь вернуться, ан не выйдет.

Акушерка удивленно похлопала глазами и, ничего не сказав в ответ, покатила каталку к лифту.

В пустой палате Мария Давидовна устроилась на кровати и спросила постовую сестру, которая прикатила стойку с капельницей.

— А почему я одна?

— Новогодняя ночь только начинается, — усмехнулась девушка в зеленом костюме, — думаю, часа через четыре-пять все места в палате будут заняты.

Мария Давидовна смотрела, как медсестра ловко ввела иглу в вену, присоединила капельницу и отрегулировала скорость введения раствора.

— Лежим тихо и думаем о чем-нибудь приятном. Я сейчас вернусь и еще укольчик сделаю, — сказала она и ушла.

Задумчиво глядя на падающие в бутылке капли, Мария Давидовна непроизвольно стала их считать, и, добравшись до пятидесяти, почувствовала непреодолимое желание уснуть. Она бы поддалась это желанию, но внезапный страх, что сон вернется, заставил её тряхнуть головой. Прислушавшись к себе, она стала ждать, когда пошевелится малыш, и он не заставил себя ждать. Улыбнувшись, она закрыла глаза и уснула.

Боль по-прежнему со мной, а, значит, я жив. Правда, теперь боль во всем теле, с головы до пяток, но так ли уж это важно. Богиня, моё основное болеутоляющее средство, говорит со мной, и я готов терпеть, чтобы слышать её, чтобы видеть и верить — она будет рядом, когда я безвозвратно шагну в бездну.

Чтобы я ни думал и ни говорил, шагнуть не просто.

Падение в бездну страшит, хоть я и знаю, что есть другие миры.

Хоть я надеюсь, что там нас любят, и там нас ждут.

Открыв глаза, я понимаю, что нахожусь в большой пещере. Два факела под распятьем освещают небольшое пространство около возвышения, с которого обычно вещает Пророк. Я лежу на спине, поэтому вижу прямо над собой распятого Христа. Да, я понимаю, что природа совершенно случайно создала эту стену, и каменная фигура очень отдаленно походит на многократно растиражированное христианское распятие, но как бы ни назвали этот артефакт, паства свято верит, что это Божье Знамение. И не мне пытаться изменить мировоззрение теней.

Мысленно оценив ущерб, нанесенный моему телу, — ушибы и синяки на туловище и конечностях, выбитые зубы, сломанный нос и обгоревшее лицо, — я растягиваю губы в улыбке. Думаю, что только это меня и спасает: способность улыбаться в моменты, когда мрачные глубины бездны манят своей вечностью. И еще меня радует то, что на руках и ногах нет пут, — я не связан и никак не фиксирован. Мне холодно, и это значит, что на мне минимум одежды: в чем я вышел из болота, в том и лежу на камнях. Такое впечатление, что меня бросили умирать, от холода и от ран. Но почему здесь, в святом месте, на глазах у распятого Иисуса Христа?

Скорее всего, кто-то присматривает за мной, и я даже знаю — кто. Валентин не упустит возможность понаблюдать за мной и продлить мои мучения. Повернувшись на бок, я поднимаю тело сначала на четыре точки, а потом и на две. Я чувствую головокружение, слабость в ногах и радость в сознании.

— Я рад, что ты сможешь почувствовать, как я убиваю тебя.

Голос Валентина, достаточно тихий и обволакивающий со всех сторон, заставляет меня сжать кулаки. Я не против умереть, но не от руки Агафона. И мне совсем не хочется насытить монстра своим мозгом.

Я стою и жду. Моё тело неподвижно, глаза закрыты, а сознание, отпущенное на волю, ищет противника. Валентин стремительно приближается сзади, и за мгновение до того, как нож пронзит мой бок, я падаю в сторону. Лезвие рассекает воздух, а Валентин, споткнувшись об мою ногу, падает лицом вниз. Он успевает подставить руки, и это спасает его от удара об камень. Но и ослабляет его защиту, потому что нож вылетает из руки и падает в метре от него. И далеко от меня.

Чертыхнувшись, Валентин вскакивает на ноги и поворачивается ко мне. Я тоже уже стою на ногах. Как бы ни было больно, тело подчиняется мне.

— Я всё равно убью тебя!

Противник взбешен, и это хорошо. Я терпеливо жду, когда он бросится на меня. Я даже даю ему возможность сбить меня с ног. Удар спиной об камень, и на мгновение я забываю, как сделать вдох. Торжествующий Валентин сжимает мою шею и давит изо всех сил. Я вижу отблески пламени от факелов в его глазах. Я знаю: пламя — это танец Богини в мою честь. Она рядом, и это лучшая помощь для меня.