Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Возвращение

В полуоткрытую дверь постучали. Затем женский голос негромко спросил:

— Можно войти?

Врач подняла голову от амбулаторной карты. Увидев заглядывающее в дверь лицо, приветливо улыбнулась и ответила:

— Здравствуйте, Мария Давидовна, конечно, можно.

Стройная женщина в белой блузке и юбке до колен села на стул. Суетливо перебирая пальцами паспорт со страховым полисом, она посмотрела на врача, положила документы на стол и сказала:

— Светлана Геннадьевна, я снова к вам со своими проблемами.

— Боль в молочных железах? — понимающе кивнула доктор.

— Нет.

— Выделения из сосков?

— Нет.

— Нащупали какое-то образование в молочной железе?

— Нет, но…

— Мария Давидовна, милая моя, — вздохнула врач, — вы были у меня всего лишь месяц назад, и, как мне показалось, мы с вами всё обсудили. Если у вас нет болезненных ощущений в молочных железах перед месячными, если нет выделений из сосков и вы сами руками при самообследовании ничего не находите, то что это значит?

— Это значит, что у меня всё хорошо, что у меня нет никаких проблем с грудью, — потупившись, ответила Мария Давидовна.

— Именно так. Не надо придумывать себе болезни. Не надо ставить себе диагноз. Вы ведь знаете, что в большинстве случаев человек создает себе проблемы сам. Да, у вас есть диффузные изменения в молочных железах, но — у какой женщины в вашем возрасте их нет. И, кроме того, ваши молочные железы до сих пор не выполнили возложенные на них природой функции — не кормили ребенка.

— Светлана Геннадьевна, я всё понимаю, я знаю, что такое канцерофобия, но ничего не могу поделать, — Мария Давидовна сжала переплетенные пальцы, глядя прямо в глаза доктора, — я каждое утро начинаю с того, что минут десять щупаю грудь, затем еще минут десять разглядываю себя в зеркало. Днем на работе я временно об этом забываю, а вечером, придя домой, снова всё по кругу — под душем пальпирую, в зеркало смотрю, на соски давлю. Понимаю, что глупо и может даже смешно, но ничего поделать не могу. Ночью сплю плохо, сны всякие дурацкие снятся — то будто я смотрю в зеркало, а там страшная лысая тетка после химиотерапии, то будто снимаю рубашку, чтобы на грудь посмотреть, а там вместо правой молочной железы рубец на всю правую сторону. Просыпаюсь вся поту и потом долго не могу уснуть, или уже не сплю до самого утра.

Мария Давидовна вздохнула, и по-прежнему просительно глядя в глаза женщине в белом халате, сказала:

— А, давайте, Светлана Геннадьевна, сделаем ультразвуковое исследование?

— Нет, мы это делали два месяца назад.

— Ну, тогда маммографию?

— Нет, это исследование было четыре месяца назад, — снова покачала головой врач, затем, помолчав, она добавила, — раздевайтесь до пояса, Мария Давидовна, я руками посмотрю. И этого вполне достаточно.

Конец фразы она произнесла, четко выговаривая каждое слово.

Когда пациентка ушла за ширму, Светлана Геннадьевна посмотрела на сидящую напротив медсестру и обреченно помотала головой — что же сделаешь, когда с головой не всё в порядке.

После стандартного и внимательного осмотра с пальпацией молочных желез по квадрантам и в подмышечной области, врач жестом разрешила одеваться и вернулась к столу.

— Ну, как? — нетерпеливо спросила пациентка.

— Замечательно.

Мария Давидовна, суетливо поправляя одежду, вышла из-за ширмы и села на стул.

— Прямо всё-всё замечательно?

— Да. Кстати, вы принимаете мастодинон?

— Да, уже третий месяц.

Светлана Геннадьевна пристально посмотрела в глаза пациентке и медленно произнесла:

— Принимайте этот препарат еще три месяца и только потом приходите ко мне. Это понятно, — еще три месяца, — врач пристально посмотрела на пациентку и, заметив согласный кивок головой, продолжила, — и вот тогда мы сделаем контрольную маммографию. Не раньше. И ходить ко мне каждый месяц не надо. Кроме того, что теряете своё время, вы еще поступаете просто глупо.