Андрей Русанов: Главы Апокалипсиса. Начало

Как мы оказались у добротного деревенского дома, я не знаю. Мы с Татьяной переглянулись. Ее удивленные глаза сказали мне, что она тоже ничего не понимает. Мы смотрели друг на друга, потом я рассказал ей о своем странном видении. Таня долго молчала. Чересчур долго…

— Я видела тела… Много тел… Много пустых тел… Много коконов… Пустые оболочки… Их выпили… Понимаешь?… Их выпили вампиры… Наверное, это были вампиры… Эти существа пили людей… Они ни на что не похожи, ни на что… оболочки оставались… Мы убегали от них на машине… Слава Богу, нам повезло… – Таня ненадолго замолчала. – Это было так реально, так ужасно… И эта песня…

Таня напела:

— Это Кипелов или Ария, а может все и сразу, не знаю точно…

Впрочем, Татьяну мало волновало, что это за песня и кто автор слов…

Я помотал головой – пахло блинами, тянуло легким дымком, все естество ощущало уют.

… Как давно я не был дома… Впрочем, довольно слов. Если у вас отобрали дом и все, что с ним связано, вы меня поймете, а иначе – лучше вам не знать о той гамме ощущений, которую довелось пережить мне. Вы ведь не хотите лишиться рассудка? Зачем вам переплавлять душу? А если вы не сможете ее перековать? То‑то же…

Я помотал головой – пахло блинами, тянуло легким дымком, все естество ощущало уют. Как давно я не был дома.

— Внученька!!!

Бабушка – а иначе миловидную старушку не назовешь – сгребла в охапку Таньку.

— Внучек!!!!!

Я моментально оказался рядом с Танькой.

— А я как раз блины пеку! Тонкие! Как ты любишь! А варенье малиновое!!! Исхудали то как!

Бабуля смотрела на меня и Таню так, будто знала нас не меньше тысячи лет и все это время ждала в гости! Я даже не задавался вопросом, откуда она знает о блинах и малиновом варенье…

— Устали с дороги‑то? – она гневно зыркнула на деда. – Измотал, поди, леший! Ну да полно! В баньку!

По небу неспешно плыли редкие облака, с криком пролетел косяк каких‑то птиц… Все вокруг будто остановилось.

— Пойдем, внучек… – слева тихо подошел дед. – Скидай ужо свой вшивник.

Баня… Сколько людей пытались описать тебя, сколько великих людей… Прости меня за то, что я не буду тебя описывать, поскольку никогда не смогу передать словами то, что давным–давно стало частью моей жизни.

Я почти выполз из бани – дед выбил из меня всех демонов, всю дурь, все болезни и едва не выбил дух… Что уж говорить об ушате холодной колодезной воды, что я вывернул на себя в предбаннике… На мой дикий рев раненого бизона даже бабушка прибежала. После дедовой бани я будто заново родился. В теле ощущались слабость и необыкновенная легкость, какие могут быть только после того, как вас от души и с душой пропарили сначала березовым, а затем дубовым вениками.

Льняные штаны и рубашка были словно по мне сшиты – ничего лишнего, все на шнурках. Как бабуля смогла все так подобрать, как угадала, да и угадала ли? Пока Татьяна с бабулей были в бане, дед в двух словах объяснил, что и где находится в доме и во дворе, пообещал более подробную экскурсию устроить нам завтра, после сна.

— Мойте руки и за стол!

Возникать из ниоткуда – это у них семейное, – подумал я, а бабушка тем временем дала мне расшитое немыслимыми узорами, самое прекрасное из тех, что я когда‑либо видел в своей жизни, полотенце и добавила: – Держи рушник.

Огромный стол не был похож ни на один из виденных мной ранее. Массивная, черного дерева крышка покрыта резными странными витиеватыми узорами. Узоры плавно переходили на основание стола, незаметно перетекали на крепкие ножки, растворяясь в естественной фактуре дерева. Листья переплетались с узорами, напоминавшими какие‑то символы, существа, картины, и не было среди них ни одного одинакового, повторяющегося. На стол можно было смотреть вечно, и, казалось, он жил своей жизнью, каждый момент меняясь: ты переводишь взгляд, ненадолго, лишь на мгновение теряешь из вида одну картину, а ее уже нет, на ее месте красуется совершенно другое изображение. Странно, но весь стол невозможно было рассмотреть сразу.

Бабушка накрыла стол небесной красоты скатертью. Не успел я опомниться, как на столе уже стоял чугунок с картошкой, глиняная посуда, серебряные приборы, кувшины с молоком, квасом и березовым соком, подозрительно покрытый инеем графин с прозрачной жидкостью. Впрочем, вся тайна графина раскрылась, когда бабуля принесла рюмки. Запах хорошо прожаренных шкварок, мурлыкающий на печи черный кот. Я готов был поклясться чем угодно – это был именно тот кот, с которым мы вместе смотрели на звезды много времени тому, на даче. Мало того, кошара явно узнал меня, с довольным видом деловито подмигнул, потянулся и свернулся калачиком. Не то, чтобы моя челюсть сильно ударила меня по ногам, одетым в мягкие вязаные шерстяные носки, но сланцы к полу точно пригвоздила…