Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

Мэтью, проводив его взглядом, покатил меня к выходу. Там нас ждал «рейнджровер», заказанный еще над Атлантикой. Человек в униформе отдал Мэтью ключи, погрузил наши чемоданы в багажник и ушел. Мэтью, взяв сзади голубую парку, предназначенную скорее для арктических экспедиций, чем для нью-йоркской осени, устроил мне пуховое гнездышко на переднем сиденье.

Движение с утра было не слишком оживленное, и мы скоро выбрались за город. Навигатор, запрограммированный на мэдисонский адрес, сообщил, что мы там будем примерно через четыре часа. Небо понемногу светлело. Я беспокоилась, как отнесутся к Мэтью Сара и Эм.

— Хорошо, что прибытие ожидается после завтрака. — Саре, чтобы прийти в норму, нужно заправиться большим количеством кофе. — Надо бы позвонить им, предупредить, что мы едем.

— Я уже позвонил. Из Семи Башен.

Вот что значит быть в надежных руках. Я устроилась поудобнее, все еще в легком тумане от усталости и морфина.

В спальнях и на кухнях небогатых ферм светились огни, вокруг красными и золотыми факелами стояли деревья. Октябрь — лучшее время в штате Нью-Йорк: когда листья опадут, Мэдисон и его окрестности станут серо-бурыми до первого снега.

В назначенное время мы свернули на проселок, ведущий к Бишопам. Квадратный дом, построенный в позднем восемнадцатом веке, стоял на пригорке чуть поодаль от дороги в окружении кустов сирени и старых яблонь. Белые дощатые стены нуждались в срочной покраске, штакетник местами рухнул, но из обеих труб поднимался белый дымок.

Мэтью, хрустя по замерзшим лужам, поставил машину рядом с заслуженным, некогда бордовым автомобилем Сары. Заднее стекло украсилось новыми наклейками. Рядом с исконной «У МЕНЯ ЕЩЕ ЕСТЬ МЕТЛА» появились «ЯЗЫЧНИЦА С ПРАВОМ ГОЛОСА» и «ВИККАНСКАЯ АРМИЯ: МЫ НЕ УЙДЕМ В НОЧЬ БЕЗМОЛВНО».

— Это мне полагается психовать, — заметил Мэтью, выключив зажигание.

— А ты разве не психуешь?

— Меньше, чем ты.

— Всегда превращаюсь в тинэйджера, когда приезжаю домой. Никаких желаний, кроме телевизора и мороженого. — Я напускала на себя веселость ради него, не предвидя ничего хорошего от возвращения в родные пенаты.

— Думаю, это мы тебе обеспечим, а пока перестань притворяться, будто ничего не случилось. Меня ты не обманешь и своих тетушек тоже.

Оставив меня в машине, он перенес к двери наш багаж, на удивление внушительный: две компьютерные сумки, мою непрезентабельную йельскую и элегантный кожаный чемодан, по виду викторианский. А также свой докторский саквояж, длинное серое пальто, мою новую парку и ящик с вином. Мэтью поступил мудро, запасшись им: Сара предпочитала напитки покрепче, а Эм в рот не брала алкоголя.

После этого он извлек из машины меня. Став на крыльцо, я осторожно оперлась на правую ногу. Сквозь окошечки по бокам от красной парадной двери был виден холл. К нашему приезду в доме зажгли все лампы.

— Чую кофе, — улыбнулся мне Мэтью.

— Значит, уже встали. — Знакомая щеколда на двери открылась сразу. — Не заперто, как всегда. — Я ступила внутрь, стараясь не терять храбрости. — Сара? Эм?

К столбику лестницы был пришпилен листок, исписанный решительным тетиным почерком:

Решили, что вам надо побыть наедине с домом. Не спешите. Мэтью может занять бывшую комнату Эм, твоя тоже готова.

Эм приписала внизу свой постскриптум:

Пользуйтесь родительской спальней.

Наверху было тихо. Все двери, даже в гостиную, стояли открытые и держались спокойно, не болтаясь на петлях.

— Хороший знак, — заметила я.

— То, что они оставили нас вдвоем?

— Нет, тишина. Дом способен выкинуть какой-нибудь номер при появлении незнакомца.

— У вас тут нечисто? — Мэтью с интересом оглядывался по сторонам.

— Ясно, что нечисто, раз мы все ведьмы. Но дело не только в этом. Дом, он… живой и реагирует на гостей по-своему. Чем больше внутри Бишопов, тем хуже его поведение — вот почему Эм и Сара ушли.

На периферии моего зрения подрагивал световой блик. У камина в гостиной сидела в незнакомом кресле-качалке моя давно усопшая бабушка — я уже не застала ее в живых. Молодая и красивая, как на свадебной фотографии, что висела у нас на лестнице, она улыбалась мне.

— Бабуля? — сказала я робко, невольно улыбнувшись в ответ.

Красавчик, а? — подмигнула она. Ее голос напоминал шелест вощеной бумаги.

Да уж, согласилось с ней еще одно привидение, просунув голову в дверь. Неживой только.

Что ж делать, Элизабет. Привыкать надо.