Олег Мизгулин - Морок

— Помнишь ты прошёл по Люсиной дорожке? В портал, как вы любите называть…

— Помню. Помню как мне дали под жопу.

— Ну, это ты сам виноват. Чересчур прочувствовался на деда. Без грамма сомнения принял его за живого. Вот тебя и шандарахнуло! Кто бы ожидал, скептик, а оказался чувствительный.

— Не язви!

— Ладно, не об этом речь. Ты видел в тот раз, Николаич, приквел своей жизни. Страничку и даже не страничку, а так… вкладыш. Кого дед держал, понял?

— Меня?

— Тебя. А с кем он разговаривал, ты тоже понял?

Вадим помялся и неуверенно произнёс:

— Мама?

«Второй» кивнул.

— Молодец, допёр! Что ты вынес из этой зарисовки?

— Разговор дедушки с моей матерью незадолго до того как они разбились. Папа с мамой, в общем…

— Разбился только отец. Твоя мать жива.

Вадим почувствовал, как у него холодеет в груди. Анализ и прагматизм заверещали в ухо: «Ложь! Как ты можешь верить?!» Однако цинично выверенный Вадим пищал по-комариному тонко и его писк захлебнулся в лавине самоощущения. А то напирало, раскатывалось и выдавало: ПРАВДА. Это есть ПРАВДА.

— Правда. — Подтвердил Двойник. — Твой папа Николай Зорин разбился в машине один, поскольку никого, кроме него там не было. Твоя мать Ирина Глебовна Зорина спустя после смерти мужа уехала в Великобританию с её давним воздыхателем Эрнестом Моррисом. Тот разговор на кухне, что ты подглядел, был сценой прощания её с прошлой жизнью. Прощания с тобой, поскольку дед ей запретил возвращаться и тем более запретил общение с тобой. Когда бы ни было. Мама твоя могла бы попытаться… вопреки… Но… Сила её отца, твоего деда была устрашающая и она пасовала. Увяла. Смотри, Вадим!

Двойник выкинул кисть в сторону очага и тот вдруг вырос площадью, преобразился в экран, на котором замельтешило чьё-то лицо. Женщина была немолода, хотя и до старой ей было далеко. Ухоженность, умело подобранный макияж, и следы былой привлекательности маскировали её истинный возраст. Сам Вадим не дал бы ей и больше сорока, хотя и предполагал за ней энергичную борьбу со старостью. Женщина скосила в сторону глаза, и Вадим уловил фамильный почерк её взгляда. Так глядел дед, когда хотел поддеть шуткой маленького Вадьку.

— Little kittens! Hey, to eat! — Проворковала женщина нараспев.

— Mom, another three minutes! — Донеслось от неё справа.

— No three minutes! Quickly I said!

Невидимый оператор отъехал и Зорин смог узреть огромную гостиную, очевидно совмещенную с кухней. В поле зрения выбежали, хохоча две девчушки, примерно одинакового возраста, хотя одна из них была всё-таки выше.

— Ма! Можно я не буду запечённую колбаску? Я хочу тост с вишневым вареньем!

Это сказала младшенькая, так Вадим распределил их по росту. Вдруг обожгло сознание, что он понимает их. Понимает их речь, хотя английский никто не отменял.

— Это джем, а не варенье. Разрешу, если скушаешь омлет с беконом.

Младшая скривила мордочку, поартачилась для порядка, но уже через минуту жевала бекон, пересмеиваясь со своей высокой сестрёнкой. Разговор крутился о каком-то уик-энде с соседской семьёй, где первопричиной были братья-близнецы. Младшенькой Катрин нравился Майк, а старшенькой Мелани приглянулся Руди. Сёстры переругивались, выясняя, чей кавалер представительней. В итоге, прения прекратила мать, обещав соплячкам накрутить уши по первое число, если не прекратят при матери обсуждать такие не солидные вещи. После чего была прочитана лекция о непозволительности раннего опыта общения с мальчишками и скромности как таковой. Вадима давно перестала занимать эта перепалка. Он жадно вглядывался в черты своей матери, слушал её голос и запрещал себе верить, что это его мама. Живая и где-то там… МОЯ МАТЬ ПОГИБЛА. Так сказал ему дедушка и так думал он… До этого момента.

Большие глубокие глаза, местами проседь и круглые полные плечи: женщина мало походила на стройную девицу, что видел Вадим на ранних фотографиях в паре с отцом. Папа, надо сказать, тоже был не старый. Обоим на снимках чуть больше двадцати, такими и ушли, не отпраздновав годину Вадькиной жизни. Как, оказалось, ушёл только отец… А мать? Как же так вышло?

— Оу, эта история так и просится в киносценарий! — Словно услышав его мысли, заговорил двойник. — Впрочем, и вся жизнь людская есть не что иное как запущенный кем-то триллер. Твоя мама, Вадим, это оса, попавшая в мёд. Работая по воле случая среди вип-персон, а работала она переводчиком средь иностранных гостей, молодая Ирина быстро уловила разницу в менталитете советской жизни и возможностью самовыражения «заграницы». Изыск привилегированных классов, их семей будоражил ум провинциалки, какой она себя считала. В её сознании мир поделился надвое. В первом люди жили, наслаждались, пользовались, брали… Во втором, люди гнались, выживали, доставали, теряли здоровье…