Олег Мизгулин - Морок

Сказал, будто воду залпом выпил. Без запинки и так сурово здорово, как бывает редко выразить словом сбившийся в комок поток мыслей.

Ваха стоял, опустив глаза. Непроницаемо и пусто. Седая коротко стриженая борода закрывала от Вадима работу его лица. Старик был глубоко в себе, но Вадиму хотелось верить, что его услышали. Что готовят ответ. И уж конечно не в виде огнестрела из под полы. Такие фантазии остались по краю. ЗДЕСЬ, где небо под подошвой, главный истец и ответчик он сам, Вадим. Старик-сельчанин — не иначе, воссозданный нервами образ. А раз пошла игра, то играй искренне. Пусть, с самим собой.

Ваха поднял глаза и Вадим похолодел. Чего-чего, а такого он не ожидал. Вместо взгляда горца он увидел глаза деда, Глеба Анатольевича. Печальные, любящие глаза дедушки. Черты того разгладились, лоб под капюшоном смягчился, и Зорин опешил от такой метаморфозы: как он мог так обмишулиться, спутать облик деда с Алиевым? Седым он, правда, деда не видел, лишь с проседью. Но мог ли дед сдать за те два года, что его не было.

— Чувства твои путаные, Вадик. Оттого и облик мой соответствует хаосу, что колобродит у тебя в душе.

Дедушка говорил глуховатым простуженным голосом. Тем голосом, что Вадик занёс в копилку памяти холодным октябрьским утром, когда ему было девять лет. Но дед практически не болел и редко простужался. Оттого верно и запомнился тот давний голос девятилетнему. А теперь… Теперь это выглядело вычурно и не совсем естественно. Наигранно, пожалуй… Седой и ПОДЧЁРКНУТО простуженный дед. Переборчик, господа!

— Ты кто? — Прищурился Вадим. — Надеюсь услышать честный ответ.

— А ты его уже получил. — Ответило что-то, бросив играть с голосом, но оставив при этом лик деда. — Ты сам себе ответил. Скомпонованный нервами образ. Могу добавить. Образ может меняться, в зависимости от настроения и эмоций. Право выбора за твоей второй половиной, то бишь за мной. Следуя логике, ты ведь любишь логику, да?! Твоё сознание раскололось на тебя объективного: это зрение, слух, мысли и выстраивание мыслей в строгий порядок. И тебя субъективного, не похожего ничем, но знающего больше твоего. Люди любят краски и часто рисуют мой образ искривлено. Голос извне, бес, лукавый… Профессора, те махнули кардинально. Шиза и точка! Расщепление, мол, личности. А я скажу иначе. Я твоя далёкая потайная суть, от которой ты ушёл, будучи рождённым на свет. Шестое чувство, интуиция — это тоже я, только в мире физических законов я слабо принимаемая волна. В твоём случае, я наблюдатель, глаза и гиперосторожность в минуты гибели. Именно в стрессах ты используешь мои подсказки, а так… пеняешь только на выверенную анализом концепцию. Ты прагматик до корней волос и Люся права: в этом твоя слабость.

Вадим недоверчиво поскрябал пальцами щетину.

— А если оттолкнуться от прагматика в сторону тебя? — Спросил он вдруг с неожиданностью, уже имея готовый ответ.

— Для того я и здесь! А правильней сказать: ты ЗДЕСЬ. Шагнув мне навстречу, ты получаешь путёвку в мир необыкновенный. С точки зрения здравого смысла земных представлений. С моей точки — это мир самый обыкновенный и что характерно насущный. Если вовремя отрешиться от материального и взять за основу ту же Алису, которая в стране чудес, то путешествие обещает быть увлекательным, без ломок в устоявшейся психике. Потому нередко авторы сюжетных романов берут в чудеса детей, а не взрослых. Те каждые пять минут спрашивают себя, а не спятил ли он. Борьба с самим собой неблагодарное занятие. Лучше, в этом случае, довериться чувству, а не анализу. У тебя, Вадик, это сложно. У твоих друзей Олега и Ивана попроще.

— Иначе говоря, — Вадим вновь потянулся к щетине, — ты предлагаешь довериться сказке?

— Предлагаю. — Согласился Некто. — Доверься сказке! Ты же доверился, когда вышел на свет из чрева матери. А чего вдруг доверился? Потому что, отвечу, ты впитывал законы земного бытия глоток за глоточком. Нежадно. Прицельно по возрасту. А здесь ты приходишь с готовым багажом. И этот багаж ни к чёрту в той среде, куда ты попал! Но спешу успокоить. Человек — деформируемая сущность. Поверил раз. Поверит и два! И три! И четыре! Вы и так уже всему верите! Только у тебя внутренний конфликт острее, чем у остальных. Ты сопротивляешься. Ищешь дорогу не там, где она есть.

— А где она есть? Покажи…

Некто, похожий на деда, казалось, задумался. И когда пауза стала невыносимо щемящей, ответил с холодной сдержанностью:

— Дорога у вас всех одна. Через познание. И отречение. Первое — условие необходимое, второе — величина колеблющаяся. Весы у каждого свои, только пройти придётся всем без исключения…