По уму, конечно, надо было остановиться – совсем. Даже на улицу не высовываться, потому что прогулки по городу с ним же в обнимку – тоже немножко магия, а значит, растрата сил. Сидеть дома, экономить усилия, мысли, эмоции, лишь бы дотянуть до чёртова ноября двадцатого, благо осталось совсем немного. Каких-то несчастных два года; уже даже меньше, чем два.
Он попробовал, потому что – ну, надо. Что поделаешь, если подвиг выглядит именно так. Но сразу же понял, насколько это плохая идея: тело-то может и уцелеет, только в нём не останется ни капли меня. Не приведи боже однажды увидеть в зеркале то, во что я от такой экономии превращусь. Лучше уж снова научиться сердиться. На ярости точно как-нибудь продержусь.
* * *
С яростью так ничего и не вышло, рассердиться ему удавалось так редко, что считай, почти никогда. Да и то кое-как, не от сердца, в котором теперь было слишком много любви ко всему, что его окружало – несуществующему, несбывшемуся, но всё равно пронзительно, остро живому, здравому смыслу и обстоятельствам вопреки.
Зато иногда он слышал Стефанов бубен, тихо, почти неразборчиво звучащий где-то вдали; то есть, понятно, что не «где-то», а в настоящей реальности, откуда поди достучись. Но Стефан есть Стефан, вредный, зараза, лучше всех в мире, за невозможным – это к нему.
После этого бубна он ходил, не касаясь земли – не нарочно, а от избытка, это были очень счастливые дни. А когда опять возвращалась слабость, демонстративно её игнорировал, пахал, пока стоял на ногах. Упрямство не такое сильное средство, как бубен, но всё-таки помогало держаться, лепить, рисовать и гулять. А что тело окончательно стало прозрачным, так это даже красиво. В конце концов, волшебным героям и прочим поверженным демонам положено выглядеть чёрт знает как. Пока пальцы способны мять глину, нос ощущает запах краски и растворителя, выпитый кофе не выливается на пол, а сердце сладко болит от невместимой, бесконечной любви, какая разница, что отражается в зеркале, жив – значит жив.
* * *
Когда на Кафедральной площади начали строить ёлку в виде гигантского шахматного короля, а улицы запестрели праздничными плакатами с надписью «2020», он глазам своим не поверил: неужели финишная прямая? Ещё немного, и всё?
Положа руку на сердце, он тогда не особо надеялся, что продержится одиннадцать с лишним месяцев, до следующего ноября. Всё же Стефан очень редко к нему пробивался, а тратил он всякий раз на радостях гораздо больше, чем получал.
В те дни он выглядел настоящим призраком, даже гулял теперь только по самым безлюдным улицам, исключительно по ночам: всегда любил шокировать публику, но когда тебя знает и любит полгорода, как-то неловко их своей бестелесностью огорчать. Есть и пить он не мог; впрочем, ему не хотелось. Только каждый день варил себе кофе – исключительно ради его аромата, нюхал и с сожалением выливал. Спал в саду, под присмотром города, чтобы не превратиться в туман. Но оно всё равно того стоило – боже, как он в те дни рисовал! Думал: наверное это просто нормально, легко быть гением на пределе, на границе между жизнью и смертью, уже почти за чертой. Но ёлки, опыт есть опыт, и чем бы дело ни кончилось, он уже мой.
Не надеялся, но при этом был совершенно уверен, что всё как-нибудь да разрулится. Верил не столько в себя, даже не в Нёхиси, или Стефана, сколько в свою судьбу. Смотрел на неё сейчас глазами художника и видел, что – ну, просто некрасиво получится, если на этом месте её оборвать. Такая фигня безвкусная, что не стоило и затевать.
* * *
Верил в судьбу, но помощи ждал, конечно, от Стефана. Сердился, вслух на него орал: эй, ты где? Какого хрена не отвечаешь, почему замолчал? Ты же можешь до меня дотянуться, у тебя уже получалось, мне сейчас очень надо, давай, смоги ещё раз!
Сам стучал себя по груди и коленям, пытаясь воспроизвести Стефанов ритм; ни разу не вышло, и чёрт с ним, ему было важно хоть что-нибудь делать. Ты жив, пока не сдаёшься. Только тогда и жив.
* * *
Зря сердился, зато не зря ждал и верил. Стефан снова пробился к нему ещё в декабре. На этот раз он услышал и бубен, и голос, причём наяву, не во сне. Голос шепнул на ухо, словно стоял совсем рядом, короткое странное слово «юргис», несколько раз повторил. Сперва не понял, что оно означает. Это на каком языке? Небось очередное Стефаново изобретение, пилюля для экстренного прибавления сил. Хорошо бы, сработало, слово можно твердить с утра до ночи, его проще запомнить, чем ритм.
Читать дальше