Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Что ты так дико смотришь на меня, милая? Я дала тебе жизнь, неужели ты не поняла этого?

Эйверин не ответила. Она резко обернулась к отцу, с тревогой всматриваясь в его лицо. Мистер Гиз, словно не осознавая уже, что происходит, обнял себя руками за плечи и стал раскачиваться вперед-назад. Из его невнятного бормотания Эйви едва разобрала лишь одно слово: «Верни. Верни. Верни. Верни». Спина отца изогнулась, колени он прижал к подбородку, бледные пальцы по-прежнему изо всех сил стискивали плечи. Мистер Гиз продолжал сжиматься, превращаясь из человека в комок самой боли.

Вдруг во дворе особняка раздался оглушительный грохот и звон битого стекла. Полночь вскрикнула.

Мистер Элнеби, запыхавшись, влетел в зал и закричал:

– Оранжерея!

Внезапно стало темно. Послышались озадаченные восклицания гостей из соседнего зала, но все, кто остался с Полуночью, молчали.

Только стоны мистера Гиза и страшный скрежет, будто он ногтями царапал камень, нарушали тишину.

– Верни ее! – пророкотало под потолком. – Верни ее! ВЕРНИ!

Эйверин вскочила – под ее ногами вдруг оказался зыбкий песок, утягивающий в свои пучины. Она рванулась в сторону. Послышались крики и вновь звон стекла. Кажется, распахнулась парадная дверь.

– ВЕРНИ ЕЕ! ВЕРНИ!

Мимо Эйверин что-то пронеслось, она вздохнула, вскинув руки. Дышать становилось тяжелее.

– Папа?! – позвала Эйви, пытаясь перекричать громоподобное «ВЕРНИ! ВЕРНИ! ВЕРНИ!».

Внезапно стало светло, и Эйверин заверещала от ужаса: все, кто был в зале, с силой вжимались в стены. Почти по центру, на полу, сидел на коленях ее отец. Сжав голову руками, он мерно раскачивался. Губы его были неподвижны, но, кажется, над всем Сорок Восьмым грохотало оглушающее «ВЕРНИ! ВЕРНИ! ВЕРНИ!». А вокруг него калейдоскопом мелькали осколки разноцветного стекла, ветви деревьев, лепестки цветов, мертвые бабочки, перья птиц – все то, что осталось от оранжереи госпожи Полуночи.

– Эдуард! – Полночь страшно расхохоталась, чуть отходя от стены. – Ты понимаешь, что убил ее?! Она уже была там! Ты уничтожил часть Лейнима с этой оранжереей, ты уничтожил и свою жену!

Осколки, словно живые, мигом остановились. Они зависли в воздухе, на них играли блики света. Перья, лепестки и прочая мелочь медленно осаживались на пол.

– Но я верну ее, Эдуард, я смогу вернуть ее, – мягко заворковала Полночь, доставая из волос острую заколку и все ближе подходя к отцу Эйви.

Девочка видела, как колдунья напряжена: жилы на ее шее натянулись, ноздри взволнованно раздувались.

Мистер Гиз застыл, уткнувшись лбом в пол. До Эйви еще доносилось его невнятное «Верни. Верни. Верни». Она еще не осознала, что значат роковые слова Полуночи.

Полночь подошла ближе, аккуратно лавируя между осколками. Она занесла руку над шеей мистера Гиза, но Эйверин, толком и не осознавая, что делает, в два прыжка оказалась рядом с отцом. Она накрыла его своим телом, понимая, что он безумен. Она накрыла его своим телом, понимая, что он убийца. Она накрыла его своим телом, потому что иначе не смогла.

Отец даже не шевельнулся. Кажется, он вообще перестал понимать, что происходит.

– Прочь! – Полночь попыталась оторвать Эйверин от мистера Гиза. – Прочь! Надо от него избавиться, иначе он нас всех убьет!

Эйверин только сильнее прижалась к отцу. Тогда Полночь замахнулась вновь, целясь уже в девчонку, но внезапно на нее налетел Тюльпинс, сбивая с ног своим весом. Заколка звонко цокнула об пол, и это вывело мистера Гиза из оцепенения. Он отряхнулся от Эйверин, словно от пыли, случайно налипшей на пиджак, и, пошатываясь, встал во весь рост.

Не узнавая свой голос, Эйви завизжала что было сил:

– Папа!

Мистер Гиз обернулся к ней, лицо его на миг озарила рассеянная улыбка. Как будто бы он только увидел свою дочь, как будто бы он только ее узнал. На него со спины тут же кинулись мистер Элнеби и Бэрри. Они в два счета скрутили ему руки, а госпожа Полночь властно запрокинула его голову назад и, сжав сильными пальцами скулы, заставила его открыть рот. Темная жидкость из алой склянки мигом успокоила мистера Гиза. Когда его отпустили, он тяжелым мешком рухнул на пол.

Госпожа Полночь с силой закусила нижнюю губу, судорога усталости обезобразила ее прекрасное лицо. Она подняла с пола заколку и горько усмехнулась.

– Ты поранился, мой милый? – Госпожа Полночь взглянула на Тюльпа с хищным блеском в глазах.

Увалень закатил рукав безобразной рубашки и недоуменно уставился на каплю крови, выступившую на повязке.