Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Эд, что ты сделал?..

– Эмили… – Лицо мистера Гиза искривилось от рыданий. Он раскинул руки, все еще стоя на коленях. – Я делал все, что она велела. Она сказала, что так я могу увидеть тебя.

Отец Эйверин протянул руки к жене, но та осталась стоять на месте, словно каменная статуя.

– Эд, она бы и так дала нам увидеться. – Голос Эмили был ровным, словно она нисколько не потрясена услышанным. – Тут никто для нее ничего не делал, Эд. Она просто устраивает эти встречи после каждого бала… Чтобы… чтобы мы сделали выбор… Что ты натворил, Эд? Что ты ради нее делал?

– О, Эмили… – Полночь подошла к мистеру Гизу и положила ладонь на его плечо. – Он держал ради меня в страхе целый город. Знаешь, скольким смертям он виной, Эмили? Знаешь, скольких он сгубил? Так не очевиден ли здесь выбор, а? Милая наивная дочурка останется с тобой, а этот подлец сгинет. А, Эмили? Как тебе такой выбор?

Мистер Гиз задрожал, но лицо его просветлело.

– Я готов, Эмили. Ради вас… Ради вас я готов принять… принять смерть… – сквозь слезы сказал он.

– Да что здесь происходит?! – не выдержав, взвыл Тюльпинс.

– Маа-альчик, – Полночь подошла к парню, – до чего ж любознательным душкой ты вырос. Если я скажу тебе о Создателе, Мастере над всеми, ты хоть что-нибудь поймешь?

– Нынешний Хранитель имеет этот дар. Он может создавать жизнь из ничего и обращать ее в прах.

Полночь удовлетворенно хмыкнула.

– А еще Искра всегда избирает того, кто хоть немного обладает этим даром… Я отбирала жизни, подпитывая этим свой Осколок… Я дарила жизни, – Полночь медленно обернулась, оглядывая гостей, – но у меня не получалось создать полноценную жизнь из ничего…

– П-подождите… Выходит?..

– Они лишь статуи, Тюльпинс. Они – камень и холод. Полное отсутствие жизни.

– Что?! Вы превращали мою маму в статую?! – воскликнула Эйверин. – Так, значит, там… в оранжерее… Это была она?!

– Я не превращала твою мать в статую. Она ею была. Я не могу дать ей полноценную жизнь, потому что она никогда не была живой.

Эйверин сжала руками голову. Как такое возможно?! Как такое возможно!

– Но они… они все могут получить настоящую жизнь, а я – настоящее могущество. Стоит им только отказаться от самого дорогого, что у них есть. Например, потерять сына, отца, мужа, дочь – неважно. И я не шучу, это не моя прихоть. Только потеряв самое дорогое, только поняв цену боли, только оценив глубины собственной души и одиночества, человек может стать по-настоящему живым. «Живо лишь то, что кровит» – так любил говорить мой отец.

Я отпускала их. Давала жить столько, сколько они захотят, но предупреждала, что они должны явиться по первому моему зову. Я ждала… Ждала, пока у каждого не появлялось что-то по-настоящему ценное и важное. То, что разорвет их сердце на части, если исчезнет. Но забавнее всего было ждать чуть дольше и давать им выбор. Чтобы им хотелось быть живыми, понимаете? – Полночь печально улыбнулась. – Разве это не прекрасно? Разве я не великодушна?

– Эмили, п-пожалуйста. Я умру счастливым. Это будет мне искуплением, – просипел мистер Гиз. – Она заперла меня на долгие дни в оранжерее, рядом с тобой… Я больше не мог бороться. Я понял, что сойду с ума, если еще хоть раз не увижу тебя живой…

– Какой же ты глупый, Эд. – Мать отошла от Эйви и поцеловала мужа в лоб. – Мы должны вернуться к цветам и вновь стать теми, кем нас создали. Нельзя давать ей сил. Нельзя, чтобы она победила. – Эмили снова обернулась к дочери и запечатлела и на ее лбу холодный поцелуй. – Моя Птичка… Ты так похожа на меня, на своего отца… Ты такая красивая… Если бы я еще могла вспомнить, как сильно я тебя любила. – Эмили грустно улыбнулась. Лицо ее оставалось отчужденным. – Ты ошибаешься, Лэйн, – бесцветным голосом произнесла она. – Нам уже ничем нельзя сделать больно. Твои попытки останутся безуспешными. Ты никогда не вернешься домой. Я готова. Дада, Залли, мистер Корнеби, Амли, идете?

Остальные гости, с чьих лиц были сняты черные маски, стали обнимать родных еще крепче, прощаясь. Эйви хотелось закричать, кинуться следом, но сил ее хватило только на то, чтобы прижаться к одной из стен и слушать удаляющиеся шаги. Спустя пару минут девочка увидела в окно, как ее мать и ее спутники скрываются за дверью оранжереи.

Эйверин вновь опустилась на колени напротив отца. Он рыдал, протянув руки в сторону дверей. Он выглядел таким жалким, что Эйви стало противно. Она со злостью взглянула на Полночь, понимая, что бороться с ней не в силах.