— Ну и как? Нагляделись мальчишки на своего героя?
— Нагляделись, — Мари улыбнулась как-то невесело. — Я тогда дружила с пареньком одним, Кит его звали. Так вот, он мне говорит: «Я-то думал, он высокий, а он ниже, чем отец Фольк!» Был у нас такой отец Фольк, из семинарии… Классическую литературу вел. А я, признаться, тоже думала, что фюрер такой героический должен быть, сильный… А он не старый еще, но сутулый, с тросточкой ходил… покашливал. И повязка эта черная… я почти всю ненависть к нему растеряла.
— Он во время Северной войны надорвался сильно, — дипломатично сказал пациент. — Говорят, еще переболел чем-то. Застань его ваши мальчишки в молодости, восхитились бы наверняка. Зато счастливее стал. А вы, выходит, его ненавидите?
— А вы, выходит, его лично знаете? — Мари посмотрела на него пристально.
— Доводилось встречаться, — уклончиво ответил пациент. — Я ведь тоже воевал… ну, вы слышали. А он был командующим. И жену его я знал, когда она еще в армии служила. Я одно время у нее под началом был. Очень недолго, правда.
— По-моему, совершенно бесцветная женщина, — пожала плечами Мари. — Ну да ладно… — Она сняла халат, ловко бросила его так, что он сам собой повис на крючке. — Надо…
Тут дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвался здоровенный белоснежный пес.
— Квач [1] Quatsch (нем.) — чепуха, глупость.
! — крикнула Мари. — Кто тебя… Не смей!
Но было поздно. Мохнатый снаряд на полном ходу, тяжело дыша и виляя высунутым из пасти розовым языком, рванул к хозяйке, не обращая ни малейшего внимания на стеклянный столик на колесах, на котором лежали иглы и стояли какие-то пузырьки. Пес так и пронесся, перескочив его… задел задней лапой, естественно. Столик покатился, отчаянно взвизгнув колесиками по деревянному полу, и стукнулся углом об стену. Сам угол не пострадал, так как был обделан металлом, но вот стекло дзинькнуло, треснуло, верхняя полочка развалилась на две половинки, и упала на нижнюю, разбивая и роняя на пол все, что лежало на обеих. А незадачливый доктор Мари Варди уже сидела на полу, и собака тщательно вылизывала ей лицо.
— Да уйди ты, зверюга! — неискренне ругалась Мари. — Ох ты, горюшко мое… Ну и что я теперь должна делать?! Ты хоть понимаешь, собака ты эдакая, что я теперь его вовек не починю?! Или изрежусь вся?! Или ты его лапами будешь чинить своими когтистыми, а?!
Пока Мари произносила свой экспрессивный монолог, схватив пса за ошейник, ее пациент встал, подошел к столику, посмотрел на него, склонив голову.
— Отойдите, еще поранитесь об стекло! — крикнула с пола Мари. — Квач, да отлезь, скотина!
— Вот поэтому я больше люблю кошек, — заметил гость.
— Да я тоже люблю кошек, собак терпеть не могу, просто они ко мне липнут… а этому я лапу вылечила, когда он щенком был, он и не отлипает…
— Совсем как мой брат, — пациент хлопнул в ладоши, и прежде чем Мари успела удивленно спросить, от кого его брат не отлипает, продолжил. — Он тоже собак терпеть не может, а они его в покое не оставляют.
— Я же сказала, отойдите! — крикнула Мари. Однако пациент уже приложил ладони к разломанному столику… Из-за плеч у него полыхнуло синим.
— Пожалуйста, — гость отошел в сторону. Столик оказался совершенно целым.
Пес удивленно стих, уставившись на это чудо. Впервые последствия его жизнерадостности были ликвидированы столь быстро.
— Так вы… — Мари моргнула. — Алхимик?
Он кивнул.
— Без алхимического круга?! Разве так можно?
— Некоторые могут, — сдержанно произнес пациент и потянулся к переносице, чтобы поправить очки… не нашел, и слегка смущенно спрятал руки за спину.
— Так почему же вы не использовали это два часа назад?!
— Чтобы меня разорвали на куски голыми руками, прежде чем я успел бы сделать хоть что-то?.. Мари, вы же должны понимать, в каком настроении была толпа. Даже если не разорвали бы, работать нормально с ними я бы потом точно не смог.
Мари медленно кивнула. Что-что, а это-то она понимала отлично.
Мари Варди в тот день устала еще с утра. Пришлось везти в больницу Виктора Шульца, которому внезапно схватило сердце. Вот уже два года Мари воевала со стариком, чтобы он пил лекарства и делал зарядку по утрам, а пенсионер по-прежнему курил, как паровоз и бочками пил пиво в деревенском кабаке. Ну и результат… Больше всего это портило Мари настроение оттого, что ведь это можно было бы и предотвратить. В таких случаях она всегда казалась самой себе неискренней, ненужной, неловкой и не умелой: не сумела, не убедила, не спасла…
Читать дальше