Варвара Мадоши: Гексаграмма

В аместрийском языке слово для пустыни одно, но лиц у пустыни множество. Каменные уступы, каньоны и террасы в полосах многолетних минеральных отложений — жилища недобрых богов посреди бесконечных растрескавшихся равнин. Ряды барханов, уходящие за горизонт — золотые моря. Ледяные лабиринты, где между зелеными и синими глыбами прессованного снега демоны холода и ночи охотятся равно на осторожных и беспечных путников.

Великая Пустыня между Аместрис и Ксерксом начиналась у северного моря, как скрепленные льдом скалы, и продолжалась на юг бесконечным песчаным полем. Она стала пустыней недавно — по космическим меркам. Всего несколько веков назад здесь жили люди: постигали мир, растили детей, зарабатывали деньги.

Путешественникам из Аместрис было в руинах не по себе.

Алхимики точно знают: со смертью тела душа не исчезает бесследно. Эдвард Элрик, знаменитый Стальной, который получил титул государственного алхимика в двенадцать лет — и отказался от него в шестнадцать — случалось, говорил: «Безбожные ученые ближе к богу». Ирония судьбы. Наука доказывает то, к чему религия боится приблизиться.

И все равно вопросы остаются.

— Жутковатое местечко, — заметил Джерсо, подходя к облюбованному странниками пятачку и вываливая на пол сухие стебли. — Наш проводник говорит, пустынная лоза долго горит. Можно костер развести.

— Здорово, — согласился Альфонс Элрик, для друзей Ал, — тоже алхимик, но, в отличие от своего старшего брата, мало кому известный.

Он помешивал кашу над примусом и слегка волновался: не подгорит ли?

— Почему жутковатое?

— Занпано поднял голову от книги (насколько знал Альфонс, какой-то детектив). Поправил очки.

— Хрен знает, — Джерсо передернул под «пустынным плащом» могучими плечами. — Как будто призраки…

— Я думал, ты не суеверен, — пробурчал Занпано, не отрываясь от книжки.

— Да ну тебя, — отмахнулся Джерсо. — Не суеверен… станешь тут…

Джерсо хотел что-то добавить, но покосился на проводника — невзрачного усатого коротышку, возившимся поодаль с мулами — и промолчал.

Наступала ночь. Высокие колонны, обломки стен и ступени понемногу откусывала темнота. Журчала вода, падавшая из ржавой трубы в выщербленный мраморный бассейн.

Свистел в пустыне ветер; над огоньком маленького примуса нависало высокое многозвездное небо.

Четыреста лет назад здесь было великое государство. Потом его место заняла пустыня.

Десять лет назад сюда пришли беженцы, спасаясь от войны. Потом и они покинули эти места.

Возможно, еще через пару лет в старый Ксеркс доберутся киношники — если отношения с Сином потеплеют. А вскоре не будет уже никого — все занесет песком.

— Станешь тут суеверным, — повторил Джерсо, садясь и поддергивая брюки, хотя стрелок на них сроду не водилось. Последний год он работал охранником в банке, привык к костюму. — Когда знаешь… — он оглянулся и понизил голос, — как они умерли.

— Или как они не умерли, — заметил Альфонс Элрик, снимая кастрюльку с примуса. — Ну-ка, попробуйте.

— Очень даже.

— Вкусно, — подтвердил Зампано, облизывая свою ложку. — Что ты хочешь сказать — «не умерли»?

— Я хочу сказать, — Ал говорил, понизив голос, — что души этих людей вошли в состав двух философских камней. Так что призраков тут быть не может.

Джерсо и Зампано переглянулись.

— Говори что хочешь, но мое звериное чутье… — начал упрямо Джерсо.

— Господин Чжи, — крикнул Ал. — Что вы возитесь? Идите ужинать.

— Одну минуту, — откликнулся Чжи суховатым голосом. — Здесь призраки бывают. Амулеты надо развесить.

Трое путников переглянулись.

— Вот! — Джерсо поднял толстый палец. — А я что говорил?

Перегорел короткий закат; ночь накрыла небо над пустыней издырявленной звездами шкурой. Всхрапывали у поилки мулы: они спали лежа, как в конюшне — привыкли.

Спал Джерсо, забыв о призраках и о «зверином чутье» — широко развалившись и выставив огромный жабий живот.

Спал Зампано, положив голову на скрещенные руки.

Бодрствовал только Ал Элрик.

Отчасти потому, что была его очередь караулить. Проводник уверял, что кроме змей и скорпионов здесь опасаться некого — а от них помогает волосяная веревка, разложенная вокруг спящих. Но и Альфонс, и химеры, не сговариваясь, решили выставлять охрану.