Варвара Мадоши: Драконье Солнце

Начал никогда не бывает. Ничего нового не бывает. Все повторяется, повторялось и будет повторяться. О чем вы говорите, господа?… Меня и самой-то нет…

Новую песню слышать страшно. Миг после начала первого звука — и сердце падает в пустоту, потому что понятия не имеет, не угостят ли его сейчас отравой. Потом приноравливаешься, втягиваешься в ритм, но миг между тем, как музыкант прикасается к инструменту, и началом музыки, похож на смерть.

Ничего не меняется от того, что ты сам музыкант.

Остается только усмехнуться и шагнуть вперед — потому что иначе с тобой все кончено.

Когда открываешь книгу — всегда страшно. Гладишь руками обложку, понятия не имеешь, что за ней, вдыхаешь суховатый пыльный запах пергамента, и чувствуешь прикосновение неведомого, прекрасно осознавая, что неведомое может оказаться кошмаром. Начало чтения — прыжок с обрыва вниз головой, кто знает, может быть, на скалы.

Кто знает — может быть, в полет?…

Если это смерть, то такая разновидность смерти мне нравится.

Варвара Мадоши, Ольга Эдо.Карта Коронованного Быка

Великое искусство состоит из трех «А». Астрология, алхимия и артистизм. Лишь первые два официально признаны гильдией магистров. Но незаменимо единственно третье, которое заключается, по преимуществу, в том, чтобы «сделать морду кирпичом и сбежать, когда первые два дают сбои». Это я дословно цитирую запись в дневнике отца. Отец мой был известен, пока один из нанимателей не приказал переломать ему ноги-руки и выбросить шарлатана за городские ворота.

Обычно я говорю сам себе, подсчитывая финансы после очередной халтурки, что с алхимией у меня дела обстоят неплохо, с астрологией — хорошо, ну а в искусстве в нужный момент с достоинством удалиться мне и вовсе нет равных. Однако последние события дали повод сие мнение пересмотреть.

Эх… будь я таким мастером изворотливости, каким тщусь себя представить, разве стоял бы я тут, на стене осажденного города?… И разве дышал бы мне в затылок бургомистр Фернан, вот уже пять дней ждущий чуда, которое я бессилен ему предоставить? Разве угрожала бы мне смерть как от разочарованных ноблей [1] Нобли (от лат. nobel — благородный) — наиболее влиятельные горожане, члены городского совета, избирают из своей среды бургомистра. В Адвенте их 12, бургомистр — тринадцатый (стоит заметить, что 13 в этом мире не является несчастливым числом, потому что Тайной Вечери никогда не было) , так и от отборнейших войск бравого герцога Хендриксона, рыцаря Оливы?

Запел олифант [2] Олифант — огромный рог из слоновой кости. Использовался знатными сеньорами, чтобы подавать сигналы в сражении. . Чистый, низкий и вибрирующий звук понесся над равниной, разрывая тонкую завесу серого тумана. Внизу наверное, разворачивали знамена охрипшие сотники, а десятники пытались выстроить людей в какое-то подобие ровных линий… попробуйте сделать это, когда столько народа не выспалось, с похмелья, да еще и туман препаскуднейший, и латы покрываются капельками влаги, а кожаные штаны отсыревают! В общем, не позавидуешь нападающим… Нам, конечно, тоже не позавидуешь. Особенно мне.

— Рыбка утку спросила: вернется ль вода, что вчера утекла?… Если да, то когда? И ответила утка: когда нас зажарят, разрешит все вопросы сковорода! [3] Здесь и далее Райн цитирует Омара Хайяма. — проговорил я вполголоса.

— Что вы сказали, господин Гаев? — это прозвучало почти подобострастно.

— Я хотел сказать, что обстановка очень тревожная, — произнес я, для пущей важности кутаясь в мой расшитый знаками Зодиака черный плащ. Форменная одежда — своеобразный способ отгородиться от мира и придать самым обыкновенным своим действиям некий оккультный смысл, если вы понимаете, о чем я. А чего мне сейчас не хватает — так это именно оккультного смысла.