По существу, эти скафандры были вовсе не предназначены для передвижения по кораблю. Даже растащить их из шлюза по каютам стоило большого труда. Тем не менее, немного остыв, я сумел добраться до стола и зафиксироваться рядом в сидячей позе. Мне казалось, что в мучительный период ожидания я смогу забыться в работе. Я даже наметил десяток единиц, с которыми хотел ознакомиться в течение ближайших суток. Но ничего не вышло, строчки плыли перед глазами, растворялись в зеленой мути дисплея, а когда я решил написать на всякий случай программу расстановки погран-радаров, то тщетность попыток сосредоточиться стала абсолютно очевидной.
Если бы я мог как-то действовать, стараясь отвести от себя угрозу, было бы гораздо легче. Судьба часто пыталась загнать меня в угол, но у меня всегда оставалась возможность бороться за свою жизнь и, главное, я знал, каким оружием и в какой момент я должен воспользоваться, чтобы уцелеть. Здесь же я был совершенно безоружен. Смерть надвигалась неотвратимо, скалилась, закладывая над моей головой виражи, а мне оставалось только сидеть и ждать, не в праве ни спрятаться, ни убежать.
Сосущая тоска давила на сердце, и все душевные силы уходили единственно на то, чтобы сохранить лицо и, если придется, достойно встретить неизбежное. Будучи не в состоянии работать, я стал искать какое-нибудь несложное занятие, способное отвлечь меня от тупого ожидания конца, и, в итоге, к тому времени, когда по внутренней связи было передано сообщение о смерти Ли, я уже полчаса лежал, ничего не делая, на полу каюты и рисовал графитером на потолке бессмысленные разноцветные узоры.
Ли все-таки успел добраться до своей постели. Когда я набрал его каюту, там, кроме него, никого еще не было. Он лежал в полной форме, свесив одну руку с кровати, а рядом, на коврике, валялась книжка. Видимо, ему нечем было занять себя в оставшееся ему время, и он решил, пока сохранялись силы, отвлечься чтением. Я подумал было, что ему теперь лучше, чем нам, поскольку для него все закончилось, но тут же одернул себя. Думать так было нечестно по отношению к Ли. У нас все-таки пока имелся шанс. Ли же ушел навсегда.
Теперь оставалось самое неприятное: предать его космосу. Я всегда ненавидел эту процедуру. Мертвые уже не принадлежали моему миру, и, касаясь их, я как бы сам переступал грань, за которой начиналось ужасное ничто. В принципе, с похоронами можно было не спешить. За те немногие часы, что нам предстояло промучиться ожиданием, вряд ли что-нибудь могло существенно измениться. Но долг оставался долгом, и я искренне обрадовался, увидев, как в каюту Ли протискивается Гастон, а за ним в проеме серебрится чей-то скафандр.
Переключая каналы, я проследил, как Гастон с Реем — я наконец узнал второго, это был Рей — протащили заклеенное в прозрачный кокон тело до шлюз-тамбура, как, не торопясь, исполнили обряд прощания, а потом, подняв внешнюю дверь, выбросили Ли в зияющую бездну. Теперь ему предстояло долго скитаться в пустоте. Говорят, на освоенных трассах в ближнем Внеземелье такие подарки встречаются довольно часто. Единственное, что может прекратить их чудовищный полет, это случайная планета, в поле притяжения которой иногда попадает мертвец. С моей точки зрения, в связи с появлением анабиозных камер старая морская традиция себя изжила. С ней надо было давно покончить. Во всяком случае, для себя я таких похорон не хотел.
Просмотрев до конца церемонию прощания с Ли, я сообразил, что до сих пор не оставил завещания. Особыми ценностями я, правда, никогда не владел. Остров на Кирке да сотня энергокредитов на Земле были всей моей собственностью. Но и этим следовало распорядиться.
Я вдруг вспомнил, с каким упоением составлял первое завещание, уходя на практику в поиск к Альдебарану. Я распределил все свои личные вещи вплоть до парки из шкуры летающего хондо. Меня очень грело сознание того, что я вырос и могу теперь погибнуть, как настоящий мужчина. Тогда я еще не знал, что настоящие мужчины предпочитают жить, а не умирать. Поумнев, я перестал заниматься этой ерундой. Но сейчас, когда на Кирке у меня появился остров, а в Ледовом Городе Алена, я захотел сделать приятное любимой.
Управившись с завещанием, я подумал о том, что судьба Поисковика достаточно непривлекательна. Но сам я теперь вряд ли выбрал бы другую дорогу, даже если бы смог. Я долго учился делать эту работу, и теперь, когда я стал в известном смысле профессионалом, трудно было бросить все и начать сначала на новом месте.
Читать дальше