Евгения Райнеш - Спасение Эль

Минуты, прилипая друг к другу, вытягиваются часами. Часы превращаются в дни. Дни, даже самые унылые и однообразные, в конце концов составляют месяцы. Месяцы сливаются в годы.

Плато фениров непроницаемой пеленой окружает чёрный дым. Парение то ослабевает, то усиливается. А когда оно прорывается взрывом, над плато вспыхивает красноватое зарево. Иногда настолько мощное, что его видно с любимого балкона королевы Тумалы в замке Шатовин.

Нэй, маленькая белокурая служанка, совершившая подъём на плато полгода назад, всегда помнила, что она оказалась здесь вместо нерасторопной девушки, угодившей в эпицентр такого взрыва. Нэй быстро выучилась определять, где прорвёт пространство, и куда прятаться, чтобы не попасть под огонь.

Обитатели Кальдеры – замка Великой Латницы – жили особыми приметами. Они, например, могли предугадывать появление гостей из межтенья по цвету воды в водоёме, заполнившему большой восточный кратер. Он назывался Голубое озеро, потому что обычно его гладь светилась оттенком ясного неба, но когда граница межтенья начинала колебаться, вода закипала и становилась серебристой.

Стоило глади подёрнуться серебром, как вскоре раскалёнными вулканическими бомбами рвалось пространство, а склоны отвесных скал прорезали потоки лавы. Пляж вокруг озера становился аспидно-чёрным, матово блестел сквозь смерчи «джиннов», поднимающихся над поверхностью. Береговой «бриз», вызывающий кашель, загонял обитателей Кальдеры в замок и заставлял закупоривать все окна, двери и щели.

Сначала Нэй не осмеливалась купаться в этом странном водоёме, но, глядя на других слуг, как-то раз осторожно вошла в его гладь и навсегда очаровалась тёплыми, пахнущими свежей синью водами. Старожилы замка Великой Латницы утверждали, что купание очень полезно – бережёт здоровье и предохраняет от сглаза.

Чуть южнее от Голубого озера находился единственный оазис, низина, укрытая бортами из чёрного базальта. В небольшом водоёме даже водилась рыба, а на северной его стороне били чистые горячие источники. Берег порос невысоким, но густым лесом, и Нэй сама видела, как по деревьям иногда скачут проворные белки с тощими метёлками-хвостами. Однажды ей показалось, что среди стволов мелькнула пятнистая спина оленя, но Нэй сомневалась. Скорее всего, она приняла желаемое за действительное. Очень уж хотелось верить, что жизнь на плато продолжается.

Лунь, главный управляющий Кальдеры, с завидным упорством пытался разбить в низине фруктовый сад и цветники. Он ещё помнил, что когда-то в Кальдере жили десятки латников, и всё было совсем не так, как сейчас. Но юная служанка не знала этого «когда-то» и не представляла плато фениров иным, без торжественной тишины запустения, которую слуги старались, но не могли преодолеть. Великая Латница почти не выходила из межтенья, и Кальдера без хозяйки так и не восстановила свой прежний облик, наполненный живыми голосами.

Сегодня ожидалась очередная посылка из Тумалы. Маленькая служанка поспешила на входную площадку, надеясь, что сможет заглянуть в покинутый ей мир, когда растают Врата. Ощутить незримые лучи тепла от оставленной внизу семьи. Она даже захватила с собой обед, чтобы расположиться недалеко от Врат, представляя, что они вместе – мама, папа и два брата – собрались вокруг большого стола. Старший наверняка, не обращая внимания на строгий взгляд отца, будет подтрунивать над младшим, а мама тихонько подкладывать в её тарелку самые вкусные кусочки мяса. Нэй представляла всё так наяву, когда открывался вход на плато, что обычная еда казалась ей во много раз вкуснее.

Маленькая служанка вздохнула с облегчением: она хорошо рассчитала время и не опоздала.

Врата и в самом деле открылись. Медленно и торжественно. Зазвучала музыка, серебряные колокольчики тонко вплетались в медь литавр. Ныли скрипки, подчёркивая неизбежность валторн. В мгновение ока выжженное плато наполнилось непривычными звуками.

Нэй окаменела на месте, раскрыв рот и судорожно сжав в руке узелок с обедом, про который она тут же и забыла. Вместе с музыкой из Врат появились празднично украшенные альфины. Их было много, очень много. Столько сразу Нэй в жизни не видела, и они сияли начищенными головными обручами, с которых свешивались гроздья серебряного плюмажа. Солнце, никогда не пробивавшееся сквозь бордово-пепельный смог на плато, вдруг засияло на яркой стали и золоте шпор.