Евгения Марлитт: Златокудрая Эльза

Целый день беспрерывно валил снег, покрывший крыши и подоконники толстым безупречно-чистым снежным слоем. Разразившаяся с наступлением вечера метель гнала кружившиеся хлопья и с яростью налетала на мирные стаи голубей. Однако погода, в которую, как говорится, хороший хозяин не выгонит из дома и собаки, не отразилась заметно на уличном движении столицы между шестью и семью часами вечера.

Газовые фонари горели, а экипажи выезжали из-за углов с такой скоростью, что пешеходы должны были опасаться за свою жизнь и, желая ее сохранить, совершали прыжки в сторону домов. Град крепких словечек сыпался вслед кучеру и экипажу, за плотно закрытыми занавесками которого виднелись украшенные цветами головы дам, утопавших в волнах тонкого газа, шелка и не подозревавших, какие «лестные» пожелания сыпались на их изящные головки. В окнах магазинов, отбрасывающих яркий свет – завитые манекены с темными или светлыми шевелюрами, которые способны внушить зависть дикарю – собирателю вражеских скальпов; прилежно работающие часовщики; улыбающиеся лица; руки, перебирающие пышные ткани и наряды. Искусственные цветы, сложенные в гирлянды и букеты, соседствовали с живыми цветами, служившими моделью для них.

Из переулка на одну из центральных улиц вышла упругим и легким шагом женская фигура. Поношенное пальто плотно облегало стройные формы, она крепко прижимала к груди старую теплую муфту, придерживая свесившиеся концы вуали, из-под которой сверкала молодым задором пара блестящих голубых глаз. Они весело смотрели на пелену снега и с удовольствием останавливались на розах и темных фиалках в витринах магазинов, и только тогда прятались в тени густых ресниц, когда среди снежных хлопьев неожиданно попадалась колючая градинка. Кому приходилось когда-либо слышать, как женские руки начинают бойко играть на рояле знакомую мелодию, но тотчас же фальшивят, берут всевозможные ноты, кроме тех, которые нужны в настоящую минуту, затем быстро мчатся дальше, вставляя или пропуская несколько легких тактов, чей слух подвергался подобным пыткам, тот легко может понять, с каким наслаждением молодая девушка, только что дававшая в институте уроки музыки, подставляла снежным хлопьям и свежему ветру свое разгоряченное лицо.

Пока она легко и быстро движется среди густой толпы, я хочу немного познакомить читателей с ее прошлым.

Вольф фон Гнадевиц был последним представителем славного рода, ведущего свое начало с того доброго старого времени, когда проезжавшие по дорогам купцы подвергались нападениям рыцарей и отдавали свои дорогие ткани и прочие товары в обмен на жизнь. К тем временам относится и колесо в гербе Гнадевицей, на котором испустил свой геройский дух один из предков вследствие того, что, следуя рыцарскому правилу присвоения чужого имущества, пролил слишком много неблагородной купеческой крови.

Это была большая несправедливость, всколыхнувшая все дворянство страны, так как обычно колесование предназначалось лишь для людей низкого происхождения. Тем более, что «мученик» проливал только кровь торговцев и ремесленников, а она стоила дешевле воды. Итак, герой-разбойник не оставил темного пятна на своем генеалогическом древе, а его семья даже с какой-то бравадой включила в свой герб колесо, которое он облагородил.

Фон Гнадевиц, последний отпрыск своего рода, камергер при княжеском дворе X., был кавалером многих орденов, обладателем нескольких имений и всех свойств характера, присущих, по его мнению, лицам аристократического происхождения и называемых им благородными, потому что пониманию простого смертного, при его узких взглядах на нравственность под давлением условий жизни и нравов, были недоступны неподражаемая грация и изящество порока.

Вольф фон Гнадевиц, который подобно своему деду, очень любил роскошь, покинул замок в горах Тюрингии, служивший колыбелью его рода, и выстроил себе в долине совершенно сказочный дворец в итальянском стиле. Вскоре внук совсем забросил замок на горе, но значительно расширил и украсил этот большой итальянский дворец в долине. Казалось, Вольф ни на минуту не сомневался в том, что его род будет продолжаться до Страшного суда: ведь для того, чтобы заселить все вновь возведенные пристройки дворца, старое генеалогическое древо Гнадевицей должно было дать бесчисленное количество новых побегов.

Однако судьба распорядилась иначе. У Вольфа Гнадевица был сын, который уже в двадцать лет являлся таким истым Гнадевицем, что даже предок, прибавивший к фамильному гербу колесо, должен был бледнеть в сравнении с ним. Однажды во время охоты молодой барин нанес одному из загонщиков страшный удар хлыстом только за то, что тот нечаянно отдавил ногу любимой хозяйской собаке. Некоторое время спустя Ганс был найден на дубе в лесу с веревкой на шее. Избитый загонщик поплатился за это жизнью, но сия мера не воскресила последнего Гнадевица, и славный род угасал.