Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Оставил коня возле колодезя, плеснул ему воды из ведра в корыто, сам к окошку подошел, постучал легонько в прикрытые ставеньки.

— Дома ли Добрынюшка, сын Никитич?

Еле отшатнуться успел, а то ставенькой расписной прямо в лоб и получил бы. Распахнулись, за ними баба, в возрасте уже, не иначе как сама Добрынина матушка. Сказать по чести, Илья, по рассказам отроков — молода жена — почему-то себе ее молодкой и представлял, совсем того в разумение не взяв, что отроки-то песни сложенные от себя пересказывали. Он ведь еще прежде подивился, что те в лад верещат, один другому на подмену… Глаза все равно в сторону отвел, — негоже без хозяина на бабу, что в доме одна, засматриваться.

— А ты кто, молодец, будешь? За какой надобностью Добрыню спрашиваешь?

— Гонец я, можно сказать, из Киева, от князя посланный. Зовут меня Ильей, по батюшке — Ивановичем. Послан я Добрыню в Киев звать, на службу княжескую, потому как он нонче из всех богатырей вроде как первый.

— Уж не тот ли ты самый Илья Иванович будешь, что Чернигов оборонил да Соловья разбойника одолел?

Подивился Илья. В который раз. Найдется ли что на свете белом, чтоб молву людскую обогнать?

— Вроде как я, — не стал отнекиваться. — А ты почем вызнала?

— Почем вызнала? В народе что говорят: «знать-то ведь сокола по вылету, еще знать-то богатыря по выезду, еще знать молодца ли по поступочки»… Эх, Илья, Илья… Сам ведь именем-отчеством представился… Видом же — с моим Добрынюшкой схож… Еще скажу — зря звать приехал. Не пойдет он служить князю. Он — птица вольная, иначе как себе, никому служить не желает.

Призадумался Илья. Где ж ему слов таких найти, чтоб уговорить молодца мало того, что против собственной воли пойти, так еще и мать одну оставить? Еще отроки про невесту говорили… Ну, мать с невестой можно и в Киев перевезть, а вот князю служить…

— И рада бы в дом пригласить, да без хозяина… — вдруг улыбнулась Амельфа Тимофеевна. — А хозяин уж и не знаю, когда возвернется.

— Далеко ли подался?

— В чисто поле. Или к реке — утиц пострелять. Ты, ежели срочно, поезжай, погляди его там, а я пока на стол соберу, людей позову. Не найдешь — не беда, ввечеру возвращайся, хлеба-соли отведать. Чем богаты…

Повернулся Илья к коню, а она и говорит:

— Я Добрынюшку удерживать не стану. Как решит, так и будет. Не верится мне, Илья, чтоб по злому делу аль умыслу ты на двор наш ступил.

…Снова оказавшись за городскими стенами, Илья отпустил поводья. Чисто поле — это только так говорится. Где искать Добрыню, оказавшись здесь в первый раз? Тот мог оказаться где угодно: и на реке, и в лесу, и в двух шагах, и за десять верст. Ежели за утицами подался, то скорей всего к реке. А то, может, зверя решил раздобыть? Тогда — по лесу рыщет. Потому и отпустил поводья; у него не конь — клад, все дороги знает, может, и тут сподобит? Это ведь он только с виду обычный, а на самом деле неизвестно, сколько на свете белом живет да кому прежде служил.

Конь, вместо того, чтоб направо свернуть, к реке широкой, влево подался, вдоль стены. Коли б Илья сам правил, непременно бы к реке подался, а тут… Ладно, поглядим. Едет себе эдак неторопливо, стены осматривает. Хороши. Крепки. Башни вот только невысокие, едва выглядывают. С такой башни далеко не углядишь. Да и сами стены тоже не очень. Тут особо высокой лестницы не надобно, чтоб наверх взобраться. Ров неказист, неширок, в смысле. Конечно, когда тут вполне себе город будет, перестроится все, а пока… Пока без богатырей никак, и Добрыня — один из них.

Вот уж и стена закончилась, и башня угловая приземистая, ров в речку уперся. Глянул на нее Илья — в меру поросшая, в меру чистая, шириной не особо — как раз то, что утицам надобно. И шевеление вдали обозначилось, сохатый, должно быть. Ишь как цветом на фоне зелени выделяется. Тут, должно быть, знатные места для охоты, коли зверь так близко к слободам подходит. В другое время не удержался бы, пустил стрелу. А так — не к чему ради потехи зверя бить, сейчас подберемся поближе — пугану, чтоб впредь осторожничал.

Ан вовсе и не сохатый оказался. Конь это, не иначе — Добрынин, потому как оружием обвешан. А статью — ровно близнец тому, что под Ильею. Смирнехонько эдак стоит, ровно задумавшись. Однако ж каждый знает, — не тронь коня богатырского; никому иному служить не станет, хоть ты пополам разорвися. И ничем-то ты его не приневолишь за собой идти. Ну, ежели кто не знает — пускай сам попробует.

Куда ж хозяин его подевался? Нигде его не видно. Никакой приметы не видать, куда направился. Оно, конечно, можно б и подождать, коли б поспешать не надобно. Вот и гаркнул Илья со всей дури, на всю округу, Соловей бы слышал — и тот подивился бы.