Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Сколько за день всего приключилось, так ведь и не вечер еще. По-иному ладил провести, только вот загад не бывает богат. Коли б все ладно приключилось, попрощался бы со Святогором, миром-ладом, и к своим подался. До заката б с родными встретился. Ан нет, не получается волю дать коню. Давит грудь тоска непривычная. Сам себе боялся признаться, подумывал иногда, — убедит Святогора к службе княжеской. Вместе рубежи от степняков и прочей нечисти оборонять будут, может даже, побратаются. Святогор — старшим, он, как-никак, первый богатырь. Илья — младшим. Тешил себя надеждою, — а нынче нет ее.

Так и ехал весь день, шагом. Только возле ручейков и остановится, самому водицы испить, коня напоить. Хлеб, что ему Славяна в суму переметную положила, наполовину истощил. Вторую — на завтра оставил. А как совсем уж свечерело — свернул с дороги, нашел дерево поразвесистей, под ним и прикорнул, попросившись. С детства помнил — коли придется заночевать в лесу, держись от тропок подалее, чтоб лесовик не наступил. Коня не стал привязывать — богатырской породы конь, не сладить с ним никому, кроме хозяина.

Сладко спит Илья. И снится ему, будто выезжает он из леса на луг бескрайний, травой густой да цветами-самоцветами к сини далекой уходящий. Нет на нем доспехов воинских, ни оружия нету. В портах да рубахе холщевых, простой веревкой в поясе перехвачен. Ни тебе шапки, ни тебе сапог. И седла нет, и упряжи, однако ж не падает, так, рукою одной гриву конскую едва прихватывает. А конь его — вовсе и не богатырский. Ладный конь, белый, ровно снег, без единого пятнышка. Плывет посреди травы высокой ладьей морской, рассекает ее грудью крепкой надвое.

Вдруг, видит, средь моря зеленого шевеление. Идет там кто-то. Не разглядеть хорошенько. Повернул Илья коня в ту сторону, хлопнул по крупу — пошевеливайся. Прибавил тот прыти, однако ж больно густа да высока трава, не разбежишься. Да еще этот, что впереди, в прятки играть задумал. Только было Илье разглядеть, ан нет его. Оглянулся — в другом месте шевелится. Он туда — и снова нет. Взяло Илью за живое. Не на коне, так пешим словлю. Соскользнул, досадуя, тут-то смех и услышал. Это, которое в прятки играет, оно далековато, а смех — вот он, рядом. Вправо посмотрел, влево, — нигде никого. Шаг сделал — опять смех. Неужто полевица заманивает? Вон, что прежде убегало, к нему направилось. Человек вроде. Баба. Или девка. Венок из цветов на голове, а больше ничего не разобрать. Как есть полевица.

— Не полевица я, — слышит, и так ему сладко слышать, пуще Сирина, — живая. Суженая твоя…

Все ближе и ближе, вот-вот лицо разглядит.

Да, на беду, завозились на дубе, под которым прилег, полетели вниз желуди, и прямо Илье по лбу. Он ведь, прежде чем уснуть, шлем рядом положил. Вздрогнул, глаза распахнул — пропало видение. Так и не разглядел. А голос так и звучит в ушах: суженая твоя…

Ручеек неподалеку оказался, не стал умываться — сунул голову целиком, помотал из стороны в сторону. Выпростал, фыркнул, крякнул — вдругорядь сунул. На ноги поднялся — течет вода за шиворот, по спине, по груди, холодными струйками. Отошел, вроде бы, от сна, а голос так и звучит в ушах: суженая твоя…

Вот ведь напасть какая. Приснится же такое. Ему о том, как родителей повидать, да в Киев, на службу к князю подаваться, — думать надобно, а он — о бабе. Серчает на себя, а голос так и звучит в ушах: суженая твоя…

Потянулся, поразмялся, воды набрал свежей, кусочек хлебца пожевал, коня свистнул. Пора в путь-дорогу отправляться.

Почуял конь, что хозяину от него требуется. Сперва шагом пошел, затем трусцой, а там — прянул в поднебесье, стрелой полетел. Только Илья уже не тот, что год назад был; не хватается за гриву, не припадает к холке. Со степняками, конечно, не ровня, — те на конях рождаются, — однако ж тоже кое-чему научился. Год назад смотрел, как бы не сверзится, сейчас смотрит — что вокруг деется. Горы-то, оказывается, далеко тянутся, не окинуть взглядом. Красивы красотой дикой, непотревоженной. Скалы, ущелья, леса, равнины, — а все ж таки не то, что родимая сторонушка. Та куда как красивей. Скоро, скоро увидимся. Обрадуются родители, сбегутся сельчане, пир горой, расспросы, рассказы… До заката увидимся, вон уже и кончилась страна горная, где-то там, вдалеке, гладь водная распахнулась великая. Скоро степи начнутся, а там уж места хоть прежде и не виданные, зато по рассказам знакомые. Передохнуть можно, где селение какое привидится, узнать, чем живут, что на земле творится. А еще лучше — застава.