Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

— Ну, ковал…

— Значит, знамо тебе, как его из беды выручить?

— А может, это и не беда вовсе? Может, вышел ему срок? Не до скончания ж веков по горам разъезжать… Пора и честь знать. Другим уступить.

— Да кому — другим? Он же первый на земле богатырь! Как же нам без него?

— А как вам без него? Нешто хужее будет? Что-то я не слыхивал, чтоб он об вас поминал. Жил себе, без вреда — без пользы.

— Не нам то решать, кому жить — кому помирать. Говори наскоро, как Святогора из домовины вызволить?

— А никак. Что же касаемо: кому жить, кому помирать… Молод ты еще, того не ведаешь, что вот коли забудут о тебе — тут и смерть; а пока помнят — нет смерти.

Оборвалось внутри у Ильи, как услышал: никак . И до этого понимал, что напрасна спешка его, только гнал мысли эти из головы. Надеялся. Развеяло надежды сказанное просто, буднично: никак .

— Ты, молодец, коли горевать собрался, так ступай куда-нибудь подале, — кузнец между тем говорит, — потому как не один ты такой на белом свете, долю свою ищущий. Работы невпроворот. Я тебе доспех — оружие обещал? Обещал. Скидавай, что на тебе, и клади на лавку. Там вон свое забирай, в пристроечке.

— Проститься надобно… — пробормотал Илья. — Попрощаюсь, потом вернусь.

— Дело твое. Коли уверен, что дорогу отыщешь… Хошь туда, хошь обратно. Кстати, ты говоришь, он тебе силушку свою отдать хотел, в лицо дыхнуть?

— Ну…

— Согласился бы, не стала б носить тебя земля-матушка, не выдержать бы ей такой тяжести. Неизвестно, чья б домовина была…

Вздрогнул Илья. Да неужто Святогор…

— Он еще к батюшке родному с наказом послал, прощения испросить… Сказал, у кузнеца спроси, где живет, он знает.

— Вон оно как. Ну, знаю, укажу дорогу. Заходи, как в пристроечке покончишь.

Вздохнул Илья, поставил оружие в уголочке, доспех разоблачил, сложил на лавке. Принес, что на седле приторочено было, тоже в уголочек поставил. Ему ли с кузнецом тягаться? Тот неизвестно сколько на свете прожил, неизвестно сколько судеб сковал. Спросить, что ли?

— Слышь, кузнец, — а сам в сторону смотрит, будто о чем неважном речь завел, — а окоромя доспеха с оружием, ты мне, часом, ничего боле не сковал?

Тот замер на мгновение, а потом так расхохотался — ровно гром по кузне. Мало молот не выронил.

— Что обещано было, все сковал, — отвечает. — Я свое слово крепко держу. Не отвлекай попусту. Сказано ж было — непочатый край работы.

И снова стучит. Потоптался Илья, потоптался, да и пошел в пристроечку. А чего еще делать-то? Надел доспех, — по нему сделан, и легкий, и прочный; меч, нож, булаву, копье, лук — все в руке лежит так, что лучше и не надобно; щит — пожалуй, что и самого Святогора удар сдержит… Сдержал бы…

Затуманилось лицо Ильи. Подобрал все, что ему полагалось, отнес, к седлу приторочил, в кузню вернулся, как велено было.

— Ну, как тебе? — кузнец спрашивает.

— Спасибо, — Илья отвечает. — Не знаю, как и благодарить…

— Живи по совести, вот и вся благодарность твоя будет. Все, что оставил, знаю кому верну. Теперь об отце Святогорове… Недалече он тут. Для твоего коня недалече. Все прямо по дороге, на третьей росстани — направо свернешь, а на двух первых — налево. Мимо не проедешь. Вот тебе палица железная, в шесть пудов. Как попросит он у тебя руку, ты ему палицу-то эту и протяни. Слепой он, от древности своей, не заметит.

Хотел было Илья спросить, к чему человека старого обманывать, потом рукой махнул. Все одно ничего толком не узнаешь. Только и сказал:

— Не знаю уж, свидимся ли, а завет твой на сердце положу, рядом с батюшкиным. Прощевай, что ли…

— Прощевай, — кивнул кузнец.

…Не проехал Илья мимо. Негде тут было заблудиться, как кузнец и сказывал. К тому же, было удивительно, но вроде как знакома была коню его дорога. Лесом шла, ни разу к ущельям либо кручам не вывела. Опять подивился — кто ж ее и проторил-то в здешних краях, коли ни одной живой души не встретилось?

Изба оказалась приземистой, не то, что у самого Святогора. Однако такая же крепкая на вид. Впрочем, не стал Илья особо осматриваться, сразу к крыльцу направился. Помнил — отец богатыря древний, к тому же слепой, спутать невозможно. А ежели часом возможно оказалось, так хоть дорогу спросить.

Постучал в дверь, прислушался, изнутри слабым голосом сказали войти.

В горнице, за массивным столом, сидел на лавке благообразный старец, глаза веками прикрыты. Седой, словно лунь, на вид — хлипенькой. Глянул Илья на палицу, что с собой прихватил, неловко стало.