* * *
Между тем, жизнь на заставе идет своим чередом. Радости особой нету, ан и забот тоже, кроме как по хозяйству. Подымаются вместе с красным солнышком, к ручью спускаются, ключевой водой умыться. Наберут полный щит воды, обольются, поухают на всю окрестность, идут жребий бросать. Это чтоб не обидно было, кому, ежели что, первому в бой вступать, коли враг покажется. Только это давно прежде случалось, наезжали багатуры степные побахвалиться, а больше пограбить, нонче же стаями прут, и не напрямки, а все путями окольными. С какой стороны не жди, все одно не угадаешь. Князь, говорили, даже городки ставить велел, и к Степи поближе, и к горам Сорочинским. Потому и оказались заставы позабытыми-позаброшенными, не до них. Оттого-то и течет здесь жизнь размеренная, сонная.
Чтоб ухватки воинские совсем не растерять, устраивают друг с другом поединки потешные, перенимают один у другого искусство, кто чем лучше владеет. Все лучше, чем мхом обрастать.
Ан не может такого быть, чтобы все время вёдро, ино и дождику приключиться. Туманом тогда окрест заволокло, ни зги не видать. На верхушке холмов еще туда-сюда, руку вытянул, разглядеть можно, а промеж них — совсем беда, только плечо углядеть и можно. В таком тумане не то что соглядатай, рать многотысячная пройдет, и не заметишь. Хоть порты сымай, да ими и разгоняй. Это Алешка зубы скалит. Только было занятие себе подыскали, — раздумывать, чем еще туман разогнать можно, вроде бы звук какой послышался. Вроде бы есть кто-то там внизу, на дороге. То ли человек, то ли зверь, не разберешь. Покричали для верности, — впустую. Ну, коли не откликается по-хорошему, знать, не с добрыми намерениями, ежели человек. Должно быть, и на их улице праздник случился, соглядатай объявился. Давай, Алешка, твой нынче жребий, Илья с Добрыней говорят, а у самих от досады аж плечи сводит.
— Да вы, братцы, не серчайте, что так оно вышло. Сегодня мне повезло, а завтра, глядишь, кому из вас удача улыбнется.
Сел на коня, да и был таков.
Илья же с Добрыней тучатся, не сидится им, не стоится, все прислушиваются, приглядываются. Ничего не слыхать, не видать же — и подавно. Давно б уж Алешке возвернуться пора, так ведь нет его. Беспокоиться начали — не случилось ли чего лихого. Кто ж его знает, что там в тумане бродило, может, чародейник какой? Не пора ли на выручку?
Совсем невтерпеж стало. Только было собираться стали Алешку искать, как слышат, сам он покрикивает в отдалении. Ошалел на радостях. Дай коню волю — он сам дорогу в тумане отыщет. В ответ поорали.
Прошло еще время, явился Алешка. Без коня, без доспехов, без оружия и, мало того, побитый, еще и в чем мать родила. Илья с Добрыней где стояли, там и сели. Глазами видят, а поверить не могут.
— Ну? — буркнул Алешка. — Чего уставились? Богатыря побитого не видали? Так вот он я, любуйтесь.
Любуйтесь… Рассказывай давай.
А чего тут рассказывать? Никакой не зверь оказался, не чародейник, а добрый молодец. И конь у него, как наши… Ваши, тут же поправился Алешка, потому как я нонче безлошадным стал. Он далеконько отъехал, пока догнал. Там туман послабже будет. Еду это я, посматриваю, вижу — впереди меня всадник. И будто бы у него спереди серый волк бежит, а позади — кобель черный. На одном плече сокол сидит, на другом — маленькое что-то, вроде воробья. Держит это он в правой руке лук тугой, а в левой — стрелочку каленую. Едет он себе, забавляется. Пустит стрелку в небо, а на возвратном пути подхватывает. Только это мне все в тумане померещилось. Потому как выехали мы на чистое место, ничего такого нету. То есть молодец есть, остального нету.
Я — к нему. Что ж ты, говорю, сила вражья, опричь заставы, не спросясь, путь держишь? А он зубы скалит, звиняй, не заметил. Я ему — скажи еще, не слышал, как мы тебе кричали? Плечами пожимает: не слышал, мол. За какой, спрашиваю, надобностью? В Киев собрался, отвечает. Есть там такой богатырь у князя, Илья Иванович, подарок ему везу — смертушку лютую. Ты, случаем, не он будешь? Нет, отвечаю, а у самого, как услышал, рука к мечу потянулась. Ну, тогда здрав будь. У меня до тебя дела нету. И дальше это себе ехать собирается. Постой, говорю, я хоть и не Илья Иванович, а все ж таки брат его названный. И потому тебе проезду через меня не будет. Он опять плечами пожал. Добро, соглашается. Только я понапрасну крови проливать не хочу. Давай так уговоримся: коли ты меня из седла выбьешь, твоя воля — что скажешь мне, то и сделаю. Скажешь лбом об камень убиться, убьюсь. Скажешь до веку тебе служить, и на то согласен. Но уж коли я тебя — не взыщи. В чем мать родила по свету пущу.
Читать дальше