— Ну, и?.. — вытаращили глаза Илья с Добрыней.
— Что, ну и?.. — Алешка бормочет. — Туман очи застит? Так мне и разогнать нечем…
Посмеялись бы, кабы не слова про смертушку лютую.
— Как же это он тебя с коня сшиб? — спрашивают. — Неужто хитростью какой?
— При его силище хитрость не надобна. Хотел я с него разом голову снять, с бахвальщика, а он щит подставил, да как ахнет меня булавой, я и слетел…
— С виду-то каков?
— Не разглядел толком… Но не из Степи… И говорит по-нашему…
Посидели, помолчали. Потом Илья поднялся.
— Как думаешь, далеко он отъехать успел?
— Погодь, Илья, — Добрыня встает. — Твой жребий последним был, мой черед.
— Так ведь он же меня спрашивал.
— Мало ли… У нас каков уговор был? Вот коли у меня ничего не выйдет, тогда за всех разом с ним и поквитаешься.
Илья на Алешку глянул, а тот только руками развел. Уговор дороже денег.
— Один, вон, уже уговорился, — пробормотал с досадою. — Не токмо что безлошадный, ан и беспорточный…
Умчался Добрыня.
Ветерок поднялся, туман вроде как развеиваться начал. Приступил было Илья к Алешке с новыми расспросами, а тот насупился, сидит на бревне, ровно сыч. Обиделся, должно быть, на беспорточного.
Вечереть стало, Добрыни же нет, как нет. Теперь уж и дорогу видать стало, и окрест, — все видать, окромя богатыря. Что делать — непонятно. То ли ожидать, то ли на выручку спешить. Хотя какой там спешить? Сколько уж прошло.
Прохаживаются снаружи заставы, посматривают, и тут как ахнет за спиной что-то. Обернулись разом, а там в воротах — Добрыня. Во всем своем природном естестве. Он, должно быть, круг дал, чтобы на глаза не попадаться, да невзначай на палку сухую наступил. Тишина же вокруг такая стоит, что треск громом небесным показался.
Видит Добрыня, прятаться смысла никакого уже нету, выпрямился, ручищи в стороны развел.
— Ну, вот так, как-то…
Алешка первый загоготал. Присаживается, по коленям себя хлопает, ни дать, ни взять — трепака сейчас запустит, и — заливается. Тут и Добрыня с Ильей не выдержали, хоть веселье их, коли подумать хорошенько, и не от веселья вовсе.
— И тебя, стало быть, побили? — Алешка все никак уняться не может.
Добрыня же посерьезнел.
— Твой черед наступает, Илья, — говорит. — Только чует мое сердце, зря мы с ним так обходчиво. Силушкой да уменьем не обижаен, а пуще — злобой. С тобой переведаться желает, ни о ком ином слышать не желает. И что б ему тогда вместо Иванища…
— Желает, так и уважим, — Илья отвечает и совсем было к коню своему подался, да Добрыня остановил.
— Никуда он не денется, на рассвете дожидать будет. А пока, помыслить нам всем надобно, как лучше это дело устроить. Плохо, что место там открытое, никак исподтишка не подобраться. Да и вооружиться нечем, разве что нам с Алешкой камней набрать…
— Ты что же, думаешь втроем сладить?..
— А то!.. Можно, конечно, и инако. Дай свой лук Алешке, он его за полверсты стрельнет…
— Враз сыму! — Алешка встрепенулся. — Потому как нечего, понимаешь, зазря булавой махать да портов лишать…
Не согласился Илья, как ни уговаривали. Поутру же прощаться не стал. Будто не на смертный бой, коня поразмять отправился.
* * *
Нахвальщик уже дожидается. Остановился Илья супротив, шагах в десяти. Смотрят один на другого, каждый о своем думает.
— Вот и свиделись, — сказал, наконец, молодец. Спокойно так, будто выронил чего, шарил-шарил, — нашел.
Вздрогнул Илья. Не от страха, нет — сам не поймет, от чего. Показалось что-то… Мимолетное… Что сказать хотел, разом позабылось. И то, что устыдить собирался, не озорничают так-то вот, чтоб людей на посмешище выставлять, и то, что узнать хотел, какого супротивник его роду-племени, отчего в нем ненависть лютая. Он ведь, пока ехал, отчего-то степняка думал увидеть. Хоть и говорили Алешка с Добрыней, что не похож, ан всю дорогу Буга-багатур перед глазами маячил, глядел тяжело. А не из степняков, кому и взяться? Не припомнит, чтобы кому лихо злое причинил.
Разъехались поединщики. Уставили копья острые, прикрылись щитами крепкими. Взрыли кони землю, со стороны глянуть, должно быть — из ноздей пар, из глаз искры; рванулись разом навстречу, не кони — вихри, на пути своем все преграды сметающие. Илья так метит, чтобы острие в то место прошло, где промежуток малый между щитом и шеей конской остался. Особая ловкость для того требуется, зато уж если попал, нет защиты от удара богатырского. Никакому доспеху не устоять против жала, на конце копья поблескивающего. Ан и беречься требуется; зазеваешься, — чиркнет супротивное жало поверх щита, пониже шелома…
Читать дальше