Николай шёл мстить.
Почему он решил, что за всё должны расплачиваться дети, он не понимал и сам. Но раз ему не досталось в жизни тепла, то и им не должно достаться! А холода — сколько угодно! Вон, целое озеро!
Он вспоминал о плохом, накручивая себя.
Марфа эта — тоже мне, не пара! Статная баба. Умелая. Но гордая. И жить не даёт, только командует. И на всё-то у неё есть причина. И избу построй — жить негде. И крыльцо почини — гости будут. И люльку сколоти — детишек качать. Дура!
А Васька! Ведь сколько дрались с ним в детстве! И нередко бывал Колька бит. Иногда без червонца оставался после таких вот драк. Да, всяко было. А сейчас — опустился до того, что пьёт с ним. Пьёт, и другой отрады не знает.
«Всех ненавижу!»
И бабки эти всезнающие. И Олька, девка с окраины, пощёчину ему вмазавшая. И гости эти непрошенные. И крыльцо это скрипучее. И дети кричащие…
Жадные, голодные рты.
— Коля! — истошный женский крик нагнал мужчину, когда он уже склонился над лодочным причалом. Тускло горели звёзды. Гулко били о борта лодки низкие волны. Дети, взятые в охапку, захлёбывались в плаче. — Отпусти детей! Верни! Коленька, Богом заклинаю, не надо!
Жена вцепилась в его руки, пытаясь вырвать младенцев, но мужчина оттолкнул её плечом и отбросил на чёрный деревянный настил.
— Пошла нах, шлюха! Гришке с соседского двора иди плакайся! Вон он на тебя как глядит каждый день. Мож, и детишки евоные.
— Коленька, Богом клянусь… — плакала Марфа, не в силах подняться с места.
— Всех утоплю, — решительно пообещал Николай, повернувшись к воде. — Всех. Как котят.
Женщина вскрикнула. Мужчина поднял детей и, покачиваясь, застыл с ними над водой.
— Как котят… — беззвучно повторил он.
И в этот момент откуда-то со стороны раздалось протяжное и жалобное мяуканье. Николай дёрнулся. Ряшка? Да нет, не может быть! Столько лет прошло! Не живут кошки столько! Но голосок отчаянно звал, и Николай, всучив детей перепуганной Марфе, быстро зашагал к берегу и, нагнувшись, извлёк из кустов рыжего котёнка.
— Где же мамка твоя? — спросил он, посмотрев по сторонам. Но котёнок был один. Очень похожий на тех, что когда-то утопил отец…
***
— …И крыльцо он починил. И в дочурках души не чает. И жёнку свою на руках носит. Вымолил прощение. Вымолил. Святая она у него…
— О святости не тебе рассуждать, — оборвал Ваську отец Симеон.
Они стояли позади местной церквушки, наслаждаясь предрассветным спокойствием.
— Сам же напоил его, — после короткого молчания, упрекнул собеседника монах.
— Ну дак я же не знал, что оно так-то… — принялся оправдываться Васька, но отец Симеон остановил его движением руки.
— Знал ты всё. И не раз говорил я тебе. Брось пить. Брось. Грех это. Не губи себя.
Они опять замолчали. Васька не соглашался, но и не перечил. Жизнь, она у каждого своя, и каждый спасается от её тяжести по-своему. Но всех-то обид не запить. И боль не всякую запьёшь. И от раскаяния не спасёшься. У каждого своё искупление, в это Васька верил и этого держался.
— Но за то, что котёнка подбросил, хвалю, — уже благожелательней отозвался отец Симеон. — Правильно поступил.
— Ну, так Колька же мне сам про свою обиду детскую плакался, вот я и… А этот подвернулся удачно.
— А что ж просто не вышел, не остановил? Или побоялся?
— Да вышёл бы, но уже слышал, прибегут сейчас, обвинят во всём, чего не делал. И помешать не мог. А так… как вышло, так вышло.
— И в том Бог, — рассудил отец Симеон.
Просыпающуюся деревню огласило радостное мяуканье.
19 мая 2014 года
Кинг завладел пультом и сделал звук в телевизоре громче. Кто-то из пациентов в зале недовольно заворчал, но Кингу было плевать. Куда больше его занимало телевизионное интервью.
— …Насколько точны эти прогнозы? — спрашивал гостя ведущий программы Люк Шоу.
— К сожалению, мы не можем этого знать, — виновато промямлил его собеседник, профессор Массачусетского технологического института Майкл Лингард. На вид профессору было примерно столько же, сколько и Кингу — под шестьдесят. И он явно волновался, вынужденный отвечать на неудобные вопросы.
— И даже ориентировочных сроков вы назвать не можете? — продолжал любопытствовать Шоу.
— Солнце непредсказуемо, к нашему огромному сожалению. Однако, конечно, кое-что мы можем утверждать на основании многолетнего изучения нашей родной звезды. И факты таковы, что, если солнечная активность продолжит расти, примерно через десять лет Земля станет абсолютно непригодной для жизни. Абсолютно, понимаете?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу