Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

Слишком поздно пришло понимание. Слишком долго длилась охота. Но всё-таки человек, жаждущий приобщиться к секретам вечной жизни, загнал беглеца в угол.

Охотник на мотыльков.

Плотная пелена дождя очерчивала его силуэт.

— Больше некуда бежать, — слышится его безумный шёпот.

Яркая вспышка молнии ослепляет обоих участников сцены, и слышится дикий крик боли охотника. Молния выжигает его снаружи и изнутри.

— Всё! — вдруг услышал Витя голос дедушки. — Время настало!

Оболочка, бывшая лишь спрессованным из нитей коконом, напиталась соками, обросла прожилками, обрела здоровый глянец. Стала упругой и сочной, как капустный лист. С влажным похрустыванием она прогибалась, когда под её толщей начинало двигаться преобразованное тело.

Съев и переработав само себя, это тело обрело новые формы и новые способности. Сила, скорость и ум возросли многократно. Существу не терпится вырваться на свободу, чтобы опробовать новые возможности. Каждая клеточка восторженно кричала о новом.

Треснула плёнка. Потекли из трещины питательные соки. Сгорбившись, существо продавило стенки своей временной темницы, распрямляя тонкие, пока ещё бескровные крылья.

Выше и выше поднимаются крылья. Толчками, натужно, непривычно. Орудие полёта. Ключ к небесам. Солнце отражается на чешуйчатых гранях, рождая прекрасную игру немеркнущих цветов и оттенков. Словно пудрой покрытые крылья делают первые пробные взмахи. Красочный узор без грамма пигмента призывно сияет, возвещая о рождении новой формы жизни.

Мотылёк, оторвавшись от омертвевшей оболочки кокона, взлетел навстречу звёздам.

Витя отшатнулся, когда прямо из глаз дедушки ударили два мощных луча света. Из спазматически раскрывшегося рта на недоступной человеческому слуху сводящей с ума высоте вырвался вой, ощутимый кожей. Ощущение, будто по поверхности мозга, плавающей в океане подсознания, прошлись резкие волны, вздыбившиеся, как шерсть разъярённых кошек.

И слышался на интуитивном уровне громыхающий на всю вселенную треск лопающейся оболочки. Свет, бивший из глаз старика, становился всё ярче, затмевая свет солнца. Небо почернело, являя в свидетели сонмы звёзд. Мир застыл в ожидании явления новой, преобразившейся жизни.

Вите захотелось бежать, но парализующий ужас сковал его тело. Волны его сознания слились с такими же волнами деда, и между двумя телами словно бы перекинулся невидимый, но очень прочный мост. И по этому мосту в сторону мальчика скользнуло нечто немыслимое, небывалое, древнее и могущественное, видевшее тысячи миров и прожившее тысячи жизней. Мудрое, властное и безжалостное.

Сознание мальчика стало неплохой пищей для этого существа. Знания впитывались в бесконечно широкий слой мышления. Функции мозга одна за другой брались под беспрекословный контроль. И от того, кто когда-то был мальчиком Витей, осталась лишь внешняя форма, хранящая в себе зреющую до следующей метаморфозы бессмертную и древнюю сущность.

Виктор обнаружил себя лежащим на земле возле дедушкиного кресла. Двумя слабыми рывками заставил себя сесть. Огляделся. Затем медленно, ещё не до конца осознав свои силы, поднялся на ноги, привыкая к новому уровню зрения. Склонился над телом деда и на всякий случай убедился, что пульс отсутствует. Подумав, забрал из безвольных старых рук курительную трубку и спрятал её в карман.

Затем, делая всё более твёрдые и уверенные шаги, направился к дому, где сидели за столом ничего не замечавшие родители. Их примитивного зрения было недостаточно, чтобы заметить произошедшую перед домом сцену.

— Мама. Папа. — Голос мальчика ещё не окреп, но лицо выражало суровую уверенность. — Кажется, дедушка умер.

— Что ты такое говоришь?! — возмущённо воскликнула Лида, но тут же ойкнула, когда Максим сорвался с места и, оттолкнув с дороги сына, кинулся к телу отца. Лида, робко заламывая руки, бросилась следом.

Аякс, мирно лежавший под столом, поднялся на все четыре лапы и несмело, с сомнением, приблизился к мальчику.

— Всё в порядке, — сказал Виктор, протянув псу ладонь. — Это я.

Холодный собачий нос ласково уткнулся в детскую ладошку. Аякс жалобно заскулил и боязливо задёргал хвостом.

А в сверкавших торжеством глазах обернувшегося в сторону семьи Виктора блеснули в величественном взмахе золотистые крылья звёздного мотылька.