Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

Пусть ощутят всё то, что чувствует запертый в банке маленький мотылёк, мечтающий о небе.

Вечером, заставив папу отвлечься от ноутбука, Витя расспросил его о дедушке. Сперва Максим ворчал, не желая ничего рассказывать. Но потом поведал кое-что.

Дедушка Степан, оказывается, был человеком незаурядного ума. Школу и институт закончил экстерном и уже в пятнадцать поступил работать инженером на одно оборонное предприятие. В двадцать он уже возглавлял свою бригаду. В двадцать пять ему подчинялось целое конструкторское бюро с прилегающим заводом. В тридцать ему доверили управление всей промышленностью района. На этом, правда, карьерный рост кончился, однако, похоже, что дедушка и сам не стремился лезть выше, вполне довольный занятой нишей.

Уже после сорока он встретил маму Максима — Витину бабушку. За маленьким Максимом присматривала в основном мама. От неё же ему доставалась родительская любовь. Отец же хоть и поддерживал сына во всём, но оставался с ним строг и холоден, так что даже сейчас между Максимом и Степаном сохранились напряжённые отношения.

Своей бабушки Витя не помнил, хотя и слышал о том, что она была очень доброй. По словам папы, она пыталась как-то повлиять на дедушку. Изменить его. Почему-то папа употребил слово «спасти», хотя от чего спасти, так и не объяснил.

Надо всем этим Витя усиленно думал, когда ложился спать в отведённой ему отдельной комнате.

Страшный полосатый паук так и не вернулся в свою паутину.

На третий день мальчик уже без колебаний целеустремленно направился к дедушкиному креслу. Старик сидел, озабоченно вертя в руках пустую трубку, и о чём-то усиленно размышлял. Взгляд из-под полуприкрытых век остановился на недалёкой лесной кромке, маячившей из-за забора. Над горизонтом поднималась массивная, налитая темнотой туча.

— Сегодня ты опять покажешь мне странные видения? — прямо спросил старика мальчик.

— Ты о чём? — не отрываясь от размышлений, спросил дедушка.

— О видениях иных миров, — всё также уверенно проговорил Витя.

Старик хмыкнул.

— Ну и фантазёр же ты, Виктор.

Только он звал мальца Виктором. Папа звал его Витькой. Мама Витенькой. И лишь дедушка называл полным именем.

«Наши сознания почти настроились на одну волну, — прозвучал в голове паренька голос деда. — Ты увидишь то, что видел я. Я увижу то, что видел ты».

Степан наконец-то взглянул на внука, и в его глазах заплясали огоньки далёких звёзд. Реальность поплыла, снова сделалась зыбкой, дрожащей, вязкой. Подобно тому, как мясо обмякает, лишившись поддержки скелета, так и реальность утратила свою стройность, лишившись поддержки времени.

Картины из прошлого заполонили сознание мальчика. Звёзды повели перед ним свой величественный хоровод. Миры сменяли друг друга во вспышках света. До тех пор, пока не приблизился из туманной дали один-единственный, но знакомый и родной мир. Земля.

Взгляд сосредоточился на окружающем пространстве. Куб. Большой стеклянный куб, стоявший посреди обширного помещения, заполненного электроникой и химическими приборами. В самом кубе на стерилизованном полу лежало тело существа: бесцветные полотнища крыльев, обильно усеянных крупной серой пылью, мертвецки распластались по полу; тонкое тельце иссушено, из ран вытекает вязкая жидкость. На вытянутой плоской голове существа хорошо различимы жёлтые полукруглые челюсти, спазматически сжатые в последнем предсмертном усилии.

«Когда-то нас было двое».

За стеклом стоят люди в белых халатах. Молчаливо смотрят, наблюдают, ждут. Затем разворачиваются и все вместе направляются к дверям лифта. Вежливо раскланиваются, пропуская друг друга в кабинку. Последний из них, высокий черноволосый мужчина с тяжёлой челюстью и маленькими глазами, вдруг оборачивается и шепчет, глядя на то, что стало пленником куба:

— Бессмертие.

Видение обрывается новой чередой сменяющихся картин. Лица. Сотни и тысячи человеческих лиц. Старых и молодых. Испуганных и счастливых.

Калейдоскоп картин на краткое мгновение замирает, чтобы показать человека в тёмных одеждах. В глазах его стоят слёзы. Он смотрит, казалось, прямо Вите в душу. И направляет на него ружьё.

— Ты выглядишь как Йохан, — говорит он на незнакомом языке, но мальчик всё равно понимает его. — Но ты не Йохан…

Вновь череда сцен, сменявшихся быстрее, чем можно было осознать увиденное. И почти сразу новая остановка. И знакомое лицо. Тот самый человек с тяжёлой челюстью и маленькими глазами, мечтавший о бессмертии. Он нагнал свою жертву. Нашёл, отыскал, выследил. Поймал в ловушку того, кто выглядел человеком — учёным, работавшим в той самой стерильной лаборатории. Поддавшимся на потусторонний взгляд. И потерявший своё естество. Не следовало тому учёному приближаться к кубу: ведь пленнику куба не обязательно было ломиться сквозь невидимую преграду. Достаточно было лишь проникнуть в чужое сознание, пока этого никто не видел.