Гуго Вормсбехер: Куда идём?

От того, что не дорого, так не едут. И к светлому будущему тоже едут иначе. Значит, выхода другого нет…

И все же не будем обходить этот вопрос. Тем более, что он не так давно был поставлен и мне самому журналистами-телевизионщиками из Германии, снимавшими почти часовую нашу беседу.

Мы лишились нашей родины 250 лет назад, вытолкнутые, как выталкиваемся сейчас, в эмиграцию. Мы сделали себе новую родину, вложив труд и жизнь нескольких поколений в выделенные нам для поселения и хозяйствования земли. Сделали, привив и развив на них то, что смогли увезти с собой от исторической родины, — нашу суть, нашу немецкость. Мы через нашу малую родину получили большую родину — Россию, и стали ее неотъемлемой частью, включенной в ее историю — особенно через городских немцев. Недаром даже в не очень для нас добрые времена перед Первой мировой известнейший российский политический деятель, философ и историк, П.Б.Струве, сравнивая немцев и евреев в России, писал, что евреи, играя в русской культуре самую большую из всех инородцев роль, остаются при этом все же евреями; немцы же, роль которых в русской культуре и науке тоже неоспорима, растворяются в ней "без остатка".

В 1941 г. Указом от 28 августа мы были отторгнуты нашей большой родиной. Она решила на всякий случай нам не поверить и выселить, а за отсутствием действительной вины придумала её, эту вину, чтобы сделать репрессии к нам "обоснованными".

Она сделала самое подлое, что можно было сделать: объявила нас в воюющей стране предателями. Всех, от грудных младенцев до глубоких стариков. Наша большая родина вмиг сжалась для нас опять до маленькой, но лишь на время подготовки к выселению. В Сибирь и казахстанские степи мы вновь прибыли только с тем, что каждый имел в себе. И функцию родины стали выполнять для нас родной язык, наши традиции и обычаи, наша история и культура, наше живое общение. И наша надежда на то, что когда-нибудь мы все это опять сможем привить и развить, вернувшись на малую родину, которой нас — всех! — лишили.

Но и эта внутренняя, духовная, идеальная, как сейчас бы сказали — виртуальная родина была для нас так дорога и значила для нас так много, что помогла народу выстоять и в гибельной трудармии, и под комендантским надзором, и в десятилетия не знавшей просвета дискриминации.

Но нас лишили не только большой и малой родины. Постепенно, методично в нас уничтожали — кусок за куском — нашу внутреннюю родину, единственную нашу опору в жизни. Нас лишили родного языка, национальной культуры, запретили нашу историю и литературу, исключили возможность национальной жизни и живого общения. А лишив нас национального прошлого и настоящего, уничтожили затем и последнее, что в нас еще было, что еще поддерживало нас, выполняя, пусть символически, функцию родины, — уничтожили надежды на национальное будущее.

Нас лишили надежд, и вместо их тепла и света в нас осталось только холодное понимание целесообразности для России решения нашего вопроса. Достаточно ли этого, чтобы говорить о родине, о патриотизме?

Родина еще может быть нам возвращена — это мы понимаем, пусть уже давно и не сердцем. Но будет ли?

Конечно, за 60 последепортационных лет в каждого из нас отдельно мощным потоком, не через наше национальное, как должно бы быть, а вытесняя его, влились могучая история, культура, литература, искусство и главное — русский язык России, во многом возродив в нас чувство большой родины. Но при насильственности этого процесса, при постоянной временности нашего проживания в тех или иных местах России, при отсутствии собственной территории, для привязки духовных элементов большой родины чувство это остается неполнокровным, не имеющим прочной опоры.

Не чувство родины и не чувство патриотизма движет нами и при выезде в Германию. Историческая родина и родина — порой очень разные понятия. И жизнь это подтверждает самым суровым образом: уже при оформлении документов на выезд, уже при входе в германское консульство — какие очереди и какой тон общения чиновников там, где стоят российские немцы, и там, где идут "контингентные".