Светлана Морозова - Куда ведешь, куда зовешь, Господи!

СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

После окончания школы я поплыла по течению. Метаясь в поисках профессии, не поступала в институт, поработала маляром, пионервожатой, электрообмотчицей и лаборанткой, а потом не смогла перечить родителям и стала учиться там, где они хотели. А я хотела быть дирижером, журналистом, актрисой, музыкантом, режиссером, архитектором, художником – в общем, чтобы профессия была связана с творчеством. Я таила в себе способности, связанные со свободой творчества в любом его проявлении. Но никто из близких с этим слышать не хотел, поэтому тайники моей души были закрыты! – вера в свою мечту была святой. Я как хилый стебелек долго набирала силы, чтобы наконец-то решиться и распуститься во всю мощь.

На это понадобилось два года метаний и учеба в Магнитогорском Горно-Металлургическом институте, куда меня все-таки засунули родители, так как прием происходил в башкирском городе Сибае, недалеко от Магнитогорска, где мы тогда жили. Так я стала студенткой.

Учиться было скучно и неинтересно. Меня все больше занимал вопрос – зачем мне это надо?! И постепенно росла уверенность – хочу быть архитектором! Физика, математика, химия и сопромат приводили меня в состояние – бросить все к черту. Только веселая студенческая жизнь скрашивала скукоту учебы. Веселые пирушки были гораздо интереснее. Магнитогорск – побратим Пловдива и у нас училось много болгар. Я жила в комнате на четверых, где была болгарка Нэдка Стайкова. К ней приходили друзья, учившиеся в Магнитогорске. Один болгарин играл на гитаре, и мы пели песни: «Марина, Марина, Марина…». Из «Серенады Солнечной долины», под джазовые мелодии, танцевали липси, буги-вуги, чарльстон, шейк, рок-н-ролл и твист.

У моей подружки Лии был приятель Толик, который руководил студенческим джазом. Я как-то пришла к ним на репетицию, и меня сразили наповал своей игрой саксофонист и ударник. Саксофон был невыносимо прекрасен! Но дуть в него было трудновато, и я попросила ударника позволить мне что-нибудь сотворить. Села перед конструкцией из барабанов и чарльстона с палочками и тарелками и выдала такое, что музыканты хохотали, пока я вдохновенно орала песни и грохотала по тарелкам и барабанам.

Парни балдели:

– Во дает! – шпарит как по нотам! А ну, вдарь по барабану на всю катушку!

Мне тоже понравилось моя музыкальная импровизация, а ребята меня хвалили, и предлагали учиться у них на ударника. Они мне льстили, конечно, но, так как у меня был абсолютный музыкальный слух, и до этого я год училась играть на скрипке, то я поняла – могу! У меня всегда была привычка отбивать мелодии на чем угодно – ложки, стаканы, все, что грохочет, использовала, когда пели песни.

Училась я неохотно, пропускала занятия, на третьем курсе все запустила и к лету мне пригрозили отчислением. Я тогда решила – это шанс! – стану архитектором! С тех пор мое падение всегда было началом пути прорыва и восхождения к новым вершинам.

Шла я до этого по жизни, не зная куда, пока не поняла, что надо знать, куда идешь, чтоб не попасть, куда не хочешь. И так мне показалась серой вся моя жизнь после школы, что я одним махом сошла с протоптанной родителями дороги и рванула на свою неведанную, влекущую меня тропинку.

Мечта исполнилась через год, в течение которого я работала в Усть-Каменогорске, куда мы переехали, По вечерам посещала студию живописи в Доме культуры и готовилась к сдаче экзамена по рисунку. Я увлеченно и прилежно училась всем азам рисунка и живописи, восполняя отсутствие образования, изучала по книгам творчество великих художников.

И Господь послал мне сказочный подарок! – в Усть-Каменогорске к началу учебного года сдали в эксплуатацию Строительно-дорожный институт и объявили набор в архитектурную группу на строительном факультете! Я подала туда документы. Среди абитуриентов были те, кто закончил художественную школу или училище, так что у меня было много конкурентов. На экзамене надо было в карандаше выполнить голову Аполлона Бельведерского. Я до этого проштудировала книгу «Рисунок в карандаше», где как раз подробно излагалась последовательность рисунка головы этого Бога.

Во время экзамена по рисунку в аудитории можно было свободно ходить между мольбертами, переговариваться, обсуждать. Я частенько вставала и смотрела, как работают мои соседи. Экзаменатор Юлия Николаевна, поглядев мою работу, заметила:

– Тебе не кажется, что немного перечернила? – это ведь не чугун!

– Спасибо, поняла!