Гуго Вормсбехер - Куда идём?

Не отсюда ли такое болезненно-жертвенное отношение ко всему своему национальному у российских немцев до сих пор — подвиг матери, бабушки в сохранении морали, обычаев и веры в семье; подвиг учителя в сохранении родного языка; подвиг пастора в сохранении религии; и подвиг отца как носителя почти религиозного сурово-благоговейного отношения к труду. И не потому ли, когда у народа была отнята возможность совместного проживания, т. е. когда все эти главные национальные ценности лишились своего фундамента, без которого ни сохранить, ни передать их практически невозможно — это было воспринято и воспринимается до сих пор как начало гибели самого народа. Подвиг наших отцов, дедов и прадедов, сохранивших родной язык, свою национальную культуру, свой народ в таких условиях — требовал неимоверных усилий, самоотдачи, упорства и чувства ответственности за будущее своих потомков. Человеку, выросшему в мононациональном государстве, не понять, что значит для нас все национальное.

В тяжелейших условиях, когда во время войны нас обвинили в сотрудничестве с врагом, когда долгое время и после войны к нам относились как к врагу и когда до сих пор национальность "немец" резко настораживает — сохранить свой язык, свои обычаи, свою национальность, свою немецкую фамилию — это было и мужеством, и преданностью своему народу, и формой протеста против несправедливостей, против власти, породившей эти несправедливости. Этого тоже никогда не понять до конца человеку, не прошедшему наш путь…

Живя своей жизнью, российские немцы стали совсем другими немцами. Сто лет назад один из колонистов Поволжья поехал в Германию, чтобы разыскать, откуда прибыли его предки. Но никто там ничего даже не слышал о колонистах в России. Знали про Волгу, знали о "роскошной икре", но о колонистах — ничего.

Историк Яков Дитц, приведший этот пример, отмечает особенности немцев Поволжья. "Это новый народ… самобытная, самодовлеющая нация, ничем абсолютно не похожая на немца-германца. Если колониста-немца снова отправить в Германию, то, как показывает опыт, он окажется в чужой, непонятной ему среде, он будет за границей, а не в "фатерлянде", и рано или поздно вернется на Волгу", — пишет Я.Дитц еще в дореволюционные годы. Он видит в российских немцах гораздо больше сходства с первыми американскими переселенцами, из которых тоже "выработался тип сурового пионера… живущего в постоянной борьбе с природой и дикими индейскими племенами".

Так писал историк сто лет назад. Какой особый путь мы прошли еще после этого, рассказывать не надо…

Германия, ее народ за эти 250 лет прошли свой, тоже полный трагизма, путь. Особенно крутой поворот в их истории, жизни и национальной психологии произошел после поражения во Второй мировой войне, ставшего началом и освобождения германского народа от фашизма и во многом утраты своей национальной идентичности. Многолетняя оккупация Германии странами-победительницами, расчленение ее на зоны, на два антагонистических государства — это еще один удар по национальному самосознанию. Для освобождения народа и страны от идеологии нацизма, для перехода к новой, демократической форме жизни был запущен процесс денацификации. Он включал в себя не только кадровую чистку, но фактически полный пересмотр всей государственно-общественной системы, идеологии, политики, национальной культуры, образования и т. д. В России было два подобных процесса: после установления Советской власти и после прихода к власти Ельцина.

Ницше писал, что подлинный философ вынашивает и изнашивает свои идеи. В этой краткой формуле заключена и формула естественного развития, в данном случае идей. Но это вполне приложимо и к другим процессам, т. к. выражает иными словами диалектический закон отрицания отрицания. К сожалению, развитие происходит далеко не всегда естественным путем, когда "изношенные" идеи, представления, формы государственного управления, как бытовая техника, вытесняются и заменяются новыми, более эффективными, отвечающими данному этапу развития. И когда эта замена происходит насильственным путем (революция, переворот), то часто неизвестно, чего больше в этом — добра или зла.

Мы можем только догадываться (по пережитому в собственной стране и по процессу дегэдээризации после воссоединения ФРГ и ГДР), каким многомерным, всеобъемлющим, всепроникающим был процесс денацификации в Германии. И каким драматичным для многих. Тем более, что степень вины, степень "вредности" прежнего и то, что и как делать теперь, определяет ведь не сам народ, а победитель — в виде партии, класса или оккупационных властей и их приспешников из активистов первого часа, которые всегда первые и всегда больше католики, чем папа римский.