Гуго Вормсбехер - Куда идём?

Встречи, договоренности, протоколы 11 заседаний Межправкомиссии, коммюнике о сотрудничестве, указы Президента, закон "О реабилитации репрессированных народов" — и никаких реальных шагов по их выполнению. Более того, вместо государственности один Министр по национальной политике предлагает российским немцам ориентироваться на "гражданское общество", другой — развивать национальную культуру без совместного проживания, третий — извиниться перед русским народом за нападение Гитлера на Советский Союз, а сам "гарант Конституции" — переквалифицироваться всем в саперы и выкапывать с помощью Германии снаряды на военном полигоне, чтобы там под надзором и селиться. Такова "стратегическая линия".

Практическая же политика не намного лучше. Государственной национальной политики в стране как таковой нет. Решений по ней никто не принимает. Идеологии в ней, кроме идеи роспуска всех национально-территориальных образований и сплошной губернизации всей страны, никакой. Под видом моратория на изменение административных границ исключаются всякие разговоры о восстановлении нашей государственности. "Ротация" министров такова, что германская сторона с некоторыми из них не успевает даже познакомиться. А Миннац перманентно в состоянии реорганизации, перетаскивания столов и папок, то раздуваясь вдвое-втрое, то опять сморщиваясь до своей привычной несостоятельности. Вдобавок в последние годы невозможно понять, кто же определяет политику и позицию Миннаца: Министр, который четко говорит одно, или замминистра со своими подрядно-задействованными подопечными, утверждающий и делающий противоположное. Во всяком случае, пройдясь по кабинетам, представители германской стороны убывают лишь с одной более или менее ясно пробивающейся мыслью: видимо, надо подождать, что скажет следующий министр.

Не лучше и с финансированием. Обязательства в виде обещательных предположений вроде и есть, но к каждому заседанию Комиссии выясняется, что из-за непреодолимых трудностей в стране (надо полагать, из-за утечки очередных нелегальных десятков миллиардов долларов за рубеж) средств было выделено только столько-то процентов, но к концу года может быть… и т. д. Невозмутимо-тоскливое выражение лиц германской стороны показывает: ясненько… В то же время и эти скудные столько-то процентов распределяются фактически лишь между несколькими "главными" подрядчиками, пришедшими к полному согласию на основе принципа равновесия страха, т. е. на основе способности каждого "подставить" других при недоучете его интересов. А иных к распределению средств, т. е. к "определению политики", не подпускают — это означало бы лишиться всего или "делиться".

Еще один настраивающий на раздумье момент — выезд 2,5 миллионов российских немцев, так и не дождавшихся решения своей проблемы в России. Возникает вопрос: есть ли еще смысл ждать этого так твердокаменно избегаемого решения, платя дальше сотни миллионов марок "в помощь" этому нерешению? И стоит ли еще чего-то добиваться для оставшихся, или дешевле и их, предварительно подучив немецкому, забрать, чтобы не тратиться на них дважды — и здесь, и там?

Каждой из этих причин уже вполне достаточно, чтобы германская сторона сникла. Но ведь были и есть еще внутригерманские причины.

Огромные начальные усилия, не продвинув решение проблемы, своей (стратегической) безрезультатностью вызвали необходимость приложить огромные же усилия для оправдания и продолжения курса. Громадные делегации Х.Ваффеншмидта, с включением представителей оппозиции, министерств, ведомств и всегда язвительных германских СМИ, позволили этот курс растянуть. Тем глубже и непоправимее было затем разочарование: политически вера в восстановление государственности при тогдашнем руководстве России была, надо полагать, убита тотально, и не только для оппозиции, для которой идеи других всегда мертвы еще до рождения.

Приход к власти социал-демократов с их испытанным "интернациональным" мышлением (высказывание главного из них, О.Лафонтена, о том, что ему милее один эфиоп, чем два российских немца — вряд ли только выражение личных, галльскими генами детерминированных вкусов; впрочем, дальнейшие демарши О.Лафонтена позволяют предположить, что один эфиоп для него милее, и чем все германские социал-демократы) вызвал сразу залп отрицательных перемен. Во-первых, естественная неготовность многолетней оппозиции ни идейно, ни кадрово сходу успешно продолжить управление сложнейшим государственным механизмом — требуется время. Во-вторых, принципиальное дистанцирование от национальных вопросов, тем более за пределами страны. В-третьих, уход из активной политики деятелей, в чьих сердцах национальная трагедия другого народа еще способна была найти отзвук и сочувствие. В-четвертых, пришедшие к власти должны в первую очередь всегда объяснить народу, как плохо работали их предшественники (в данном случае, в вопросе о российских немцах), чтобы было понятно, как трудно будет исправить положение. В-пятых, новая метла всегда должна мести по-новому, а программу нового метения, кроме отказа продолжить прежнее пылеподнимание, до сих пор разработать не удалось.